Я не видела у Люды не только нетерпения — даже самого бледного проблеска радости. Она была все той же, разве-что чуть беспокойнее, и речь ее, даже обращенная к Тасе, более отрывистой и резкой, чем обычно.
А сегодня Люда (в первый раз) пришла ко мне сама. Сквозь приоткрытую дверь я видела, как она топчется, поджидая, когда уйдут Инна и Ольга Немирова — мы обсуждали программу предстоящего вечера. Я поторопилась поскорей закончить, а то как бы Люда не передумала и не ушла. И отпустила девочек. Люда все еще переминалась с ноги на ногу, не решаясь войти. Потом тяжело вздохнула и открыла дверь.
— Ирина Николаевна, — сказала она и смолкла. А я с удивлением обнаружила, что это в первый раз она называет меня по имени. Не могу вспомнить, как она называла меня раньше. Наверно, обходилась без обращения.
— Ирина Николаевна, — повторила она — и одним духом: — А нельзя так, чтобы Таська уехала вместе со мной?
Лицо у нее оставалось бесстрастным, только руки, теребившие поясок платья, выдавали сильное волнение.
— Вам от нее все равно никакого толку. План она и половину не дает, у нее ж руки-крюки.
Евдокия Никифоровна рассказывала мне, как Люда ухитряется помогать Тасе. Она смотрела на это сквозь пальцы. Не из-за плана — из-за Таси.
— И восьмой ей нипочем не окончить. И хворая она. А у нас там воздух чистый, поезда шумят, мама козу держит, знаете, какое молоко полезное. — Она снова перевела дыхание. — Может, вы поговорите? — Она мотнула головой вверх, показывая с кем я должна поговорить. — Я сама хотела, так разве послушают?
— Я думаю, и меня не послушают.
Она долго молчала, видно, сама понимала, что это безнадежно. Потом спросила:
— А тогда так. Она уезжать будет, пусть ко мне… к нам? Мама ничего не скажет.
Да, мать, возможно, даже обрадуется. Присутствие чужой девочки, может, облегчит ей общение с дочерью. Но что скажет Б. Ф.? Наверно, потребуется разрешение Нины Васильевны. А захочет ли он звонить по такому поводу?.. Тогда вот что: возьму да и позвоню ей сама!
Люда ждала.
— Мама должна будет написать, что она не против, — сказала я, не зная, что сказать.
Она восприняла мои слова как разрешение, наверно, она обрадовалась, но ничем не выдала этого, только сказала:
— Я ее верхом научу. У нас там колхоз близко, у них два коня. — Она помолчала. — А того я не крала. Он сам за мной пошел. Пошел и пошел, что мне, гнать его было? А знаете, какой был! Он лапу давал.
Она замолчала. И снова начала говорить.
— А председатель, он просил, чтоб меня не усылали… ну сюда. Он в район ходил. А они сказали: у нее, кроме вашего коня, еще кой-чего наберется.
Я не спрашивала — чего именно наберется. Это я знала: бросила школу, бродяжничала и воровать случалось. Я ничего ей не сказала, я только от всей души надеялась, что такого больше в ее жизни не случится.
— А что же она у вас будет делать, Тася? Ты же понимаешь, нельзя, чтобы она так просто жила.
Люда и об этом подумала. У них там через три перегона город небольшой, и фабрика есть, мешки шьют. Вот она сама туда устроится, а Таська приедет, ее туда сведет.
— А можно, — спросила Люда, — вы мне про нее писать будете? А то Таська, она ж как курица лапой, ничего не разобрать.
Я согласилась, я просто обрадовалась: еще какое-то время не выпущу ее из виду.
— А тем скажите, — произнесла Люда с угрозой. — Пусть Таську не трогают, а то я…
Что могла она в защиту своей Таськи со своего далекого полустанка! Я сказала, чтобы не беспокоилась, я послежу, чтобы Тасю не обижали.
На этом и попрощались. Собственно, прощания не было. Она еще немного постояла у двери, потом как-то неловко то ли кивнула, то ли просто прижала голову к плечу. И вышла.
А я теперь думаю, может быть, моя так называемая деликатность сослужила нам с Людой плохую службу? Может, надо было иначе? С самого начала расспросить ее обо всем, помочь ей открыться? И ей стало бы легче… Ну да что уж теперь.
Про нас с тобой, Валера, опять не буду. Про нас буду, когда все-все довспоминаю, до самого кончика додумаю. А сейчас не хочу. Может, только рука сама соскользнется и начнет тебе же про тебя же рассказывать… А пока про здешнее слушай.
Вот Велька уехала, это уже давно было, а я все вспоминаю. Ничего девчонка была, невредная. Пела хорошо. Ольга Немирова уедет, тоже малость пожалею. А раньше и не думала, что жалеть или хоть вспоминать про кого стану. Людка уехала. Так я у нее про коня и не спросила. А знаешь, почему? Ирэн раз говорит: «Без крайней необходимости не стоит задавать человеку вопросов, которые могут быть ему неприятны». Ну у меня же крайней нет. Вот и не спросила.