Умаявшись драться домовые решили сразиться в карты, но долго не могли договориться, что ставить на кон. Наконец ударили по рукам.
- Ставим Клавку!
- Хожу шеститкой.
- А мы ее семиткой.
- Тогда три вальта.
- Бью тузером.
- А я - козырем.
- А мы так и перетак! И выходишь ты - дурак! И не просто, а дурак с погонами. Подавай Клавку!
В ту же секунду из подвала полились женские визги.
- Ой, Сема, ох, хорошо! Да ты прямо кудесник! Продолжай, не кончай! И чем это ты так ловко трахаешь? Уй, умру!
Зинаида Ивановна, мрачно сопя, поднялась с кровати, прошлепала на кухню, приподняла крышку и сунула голову вниз.
- Заткнитесь! - рявкнула она и вдруг зарыдала. - Ой-ей-ей!
Испуганный муж бросился на выручку. В темноте ему показалось, что полторгеи вышибли супруге мозги, но щелкнув выключателем, понял - это всего-навсего гнилая картошка. Распоясавшиеся гуляки залимонили клубнем прямо в лоб хозяйке.
- Зина, успокойся, это картошка...
- Ну, Семен Кузьмич, - перебила жена, - вот, значит, чем ты без меня занимался!
Она забрала подушку и одеяло и ушла на диван в дальнюю комнату. Супруг не смыкал глаз до рассвета, а домовые распевали блатные песни и матерные частушки. Самая пристойная из них:
Моя милая на койке
сделала движение
то ли хочет перестройки,
то ли ускорения,
- оборвалась с криком первого петушка. С петухами поднялась и Зинаида Ивановна. Она повязала голову платком и ушла из дома, не сказав ни словечка. Годом раньше Семен предсказал бы, что отправилась в партком и шахтком, совсем недавно могла пожаловаться в райком, но сейчас-то кому? Ведь партия, как и обещала народу, вышла из окопов, а когда попыталась вернуться, там уже окопались так называемые демократы. Они опечатали райкомы, без которых коммунисты превратились в неформалов. А неформалам жалуются одни отщепенцы.
Все прояснилось, когда возле дома остановилось такси, а из него выбрались супруга и три казака - в папахах, штанах с лампасами и нагайками в руках. На груди одного висел Георгиевский крест.
- Здоровеньки булы, станишники, - неизвестно по-каковски от испуга заговорил Антонов.
Казаки не отозвались, а подхватили хозяина под белы рученьки и потащили в избу. Уложили на указанный хозяйкой диван и спустили штаны. Один казак зажал руки, другой - ноги Семена, а третий, с крестом, извлек бумагу и зачитал:
- За нарушение казачьей чести и достоинства, за разгул и дебош, обиды, нанесенные казачке Зинаиде ("С каких это пор она казачкой стала?" - подумал трясущийся Кузьмич), казак Антонов Семен сын Кузьмы приговаривается к плетению. Плетей выдать полтора десятка, а будет повторно уличен в пьянстве и прелюбодеянии, экзекуцию повторить, увеличив число плетей вдвое. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
Нагайка опустилась на задницу хозяина.
- Будешь водку пьянствовать? - вопрошал экзекутор после каждого удара. Станешь дисциплину хулиганить? Будешь блуд развратничать?
- Не буду, не стану! - клялся Кузьмич. - Вот вам крест, станишники.
Завершив порку казаки распрощались и уехали.
Неизвестно, имеется ли у домовых казачий круг или существуют полторгеи спецназа, но и к Антонову бедокуру ближайшей ночью явились грозные гости. Текст приговора они безбожно переврали, назначили не полтора десятка, а невиданное число плетей - полторы чертовой дюжины сороков. Смысл акции от этого не изменился. В вину подпольному разгильдяю поставили не только пьянство, разврат и азартные игры, но и то, что куры нетоптаны, в хозяйстве нет ни коня, ни коровы, мало заготовлено солений и варений, а картошка в подвал и вовсе не засыпана.
- Не поспела картошка-то, - ныл хулиган, да его не слушали.
Ночные шабаши прекратились. Подросшие курочки начали нести яйца и по стольку, что Семену подумалось: не несутся ли заодно и петухи? В огороде уродилась невиданных размеров картошка, а помидоры в теплице краснели до самых снегопадов. Огурцов и капусты Антоновы засолили на три года вперед.
Иногда полторгея тянуло на старое. Бывало и расшумится. Но Зинаида Ивановна знала, как дать ему окорот.
- А вот я сейчас казачков кликну! - грозила она.
Домовой затихал. Больше того, после окрика на него нападал зуд хозяйственности. По утрам оказывалось, что двор чисто выметен, а с наступлением зимы - расчищен от снега. Только от одной, невинной, впрочем, страстишки отучить его не удалось. Понравилось полторгею смотреть по коммерческому каналу телевидения фильмы ужасов. Казалось бы, что за интерес нежити смотреть на живых трупов и кошмары на улице Пятницы, 13? Как Кузьмичу ходить на фильмы про шахтеров.
Домовой заранее узнавал программу. Стучал печной заслонкой и выл в трубу, требуя, чтобы включили любимую программу. Приходилось мириться и под одобрительные выкрики и хохоток с печи смотреть кровавые оргии зловещих мертвецов.
А ненавидел полторгей два фильма: "Тихий Дон" и "Кубанские казаки". Когда их транслировали, по избе посуда летала, плясала кочерга и прыгали стулья. К счастью, эти фильмы теперь редко показывают.