Этот последний был основной причиной головной боли сценариста Леши Кайка. Несмотря на желание Олега Адольфовича отдохнуть, интерактивные зрители требовали для сластолюбивого француза не только вечной жизни, но и постоянного присутствия на экране (Леша собирался отпустить его на пяток-другой серий якобы на Лазурный Берег). О том, чтобы укокошить Трюбо, и речи быть не могло. Более того, все сюжетные построения Леши вдруг оказались на грани срыва: в какой-то желтой газетенке некая пенсионерка высказала идею передать состояние Трюбо не шустрой Лике, а какой-нибудь приличной одинокой женщине средних лет, битой жизнью, но способной скрасить остаток дней намаявшегося с моделями миллионера. Идея произвела фурор. Скоро телеканал ДБТ завалили письмами в поддержку этой сумасбродной выдумки. Введение нового, битого жизнью персонажа сценарными планами и сметой не предусматривалось. Поэтому Кайку (вернее, его двужильной помощнице) пришлось форсировать тему Ликиной беременности. А ведь сомнения в том, есть беременность или нет, по предварительным наметкам предполагалось растянуть серий на десять!
Кайк чертыхался и лепил одну небылицу на другую. Если уж зрители не хотят, чтобы француз помер или захворал, решил он, то пусть остается в живых, отдает миллионы Ликиному младенцу и убирается ко всем чертям в индуистский ашрам.
— Ну, это ты чересчур загнул! — засомневалась администраторша Маринка Хохлова. — Сложновато для широкого зрителя. Кто теперь знает, что такое ашрам? Разве что поколение хиппи…
— Тогда он уйдет в монастырь, — не сдавался Кайк.
— В какой монастырь может уйти француз? В католический? Ты что, собрался католицизм пропагандировать?
Леша махнул рукой:
— Пускай тогда едет просто в Тибет. Представь, как хорошо: старый хрыч скрылся среди горных вершин и забыт мною, как страшный сон. Марин, надо же как-то его уконтрапупить! Островский категорически заявил, что в новом сезоне сниматься не будет. У него операция запланирована, что-то на ноге, и микроинсульт недавно был. Жена не разрешает ему играть даже лежачие сцены в кровати! И мы хороши будем, если Олег Адольфович прямо у нас на съемках дуба даст. Хватит с нас и того трупа на диване. Все хорошо в меру!
Сейчас Леша не был расположен заниматься сценарием даже в меру: он трудился над сочинением книжки про губернатора. Предполагалось изготовить в Италии пудовый том с массой фотографий и Лешиными текстами. Как истый постмодернист, Леша назвал свое сочинение «Его нелегкий путь» и написал о своем герое несколько прочувствованных стихотворений. Тон он избрал душевный, какой бывает на открытках с котятами. Поэты, как это ни странно, очень практичны. Они остро чувствуют несовместимость земного и небесного. И не совмещают.
Так и катился сериал по своей разъезженной колее, а жизнь — по своей. Нигде они не пересекались, кроме тех редких минут, когда, проговорив Лешин текст быстрого приготовления, Лика замирала, опускала тонкие руки и упиралась в пространство печальным непонимающим взглядом. Тогда Ник Дубарев со своей камерой подвигался, подкрадывался к ее глазам, заглядывал в них — и там, за бахромой накрашенных ресниц, распахивалась неведомая золотая бездна.
«Черт, третью минуту держит крупный план! Будет, будет из девки толк!» — шептал под одеялом народный француз Нетска Олег Адольфович Островский. Его пожилое, натруженное лицо укладывалось глубокими морщинами в грустную улыбку — это была его предпоследняя серия перед Тибетом. «Такая дрянь текст — и о любви. Да разве так пишут о любви, как этот белобрысый? — вспоминал он свою последнюю реплику. — Держись, девочка!»
Лика отвечала ему одними ресницами. Она знала, что в пятницу на всех экранах будут ее сегодняшние печальные глаза. Будет и музыка подложена — скрипки, стаей улетающие вдаль. Такая музыка, чтоб заплакали все четыреста восемьдесят тысяч женщин, которые, согласно опросам, не пропускают ни одной серии!
Настоящая любовь, конечно, и слаще, и горше, но и эта, на экране, чего-то стоит.
Пусть настоящая Ликина любовь по-прежнему оставалась трудной, зато она одержала нежданную победу: папа Александр Леонидович Горохов перестал называть Федю прощелыгой. Он теперь считает, что, хотя у телевизионщиков не все дома, они много порядочней фармацевтов из «Сомерсетта». Те нагло смылись, не внеся арендной платы за май и оставив бедному заводу металлоизделий коробки, полные фальшивых таблеток, и проблемы с милицией.
— Как хорошо, Коля, что ты дома! Настя совсем ребенок и не понимает, что играет с огнем. В мире зафиксировано несколько летальных исходов — правда, у аллергиков и астматиков, но это не меняет дела. Алик перенес трахеит, а окна теперь настежь. Мы все в группе риска!