— Да не пойду я с вами никуда, не беспокойтесь, — поспешно заверил ее Стас.
— Вот видите! Значит, попробуете овладеть мною прямо здесь, на столе. Как другие, как другие…
Ошеломленный Стас оглянулся на дверь, чтобы отступить.
— Я буду кричать, — сипло предупредила Nadya. поднимаясь из-за стола. — Но вы заткнете мне рот своей жесткой соленой ладонью…
— Нет!
— Тогда чем?
Она уже сидела прямо на столе, ненавидяще глядя на него и сплетя ноги. Ее ног до того Стас не видел, потому что во время беседы они мирно пребывали под столом. Очень стройными оказались эти ноги в смуглых, будто подпаленных колготках. Они отчетливо состояли из тонких костей, туго натянутых сухожилий и красивых сухих мускулов. Хищные ноги, опасные, вызывающие настолько, что волосы у Стаса зашевелились на макушке и сложились в совсем иную прическу.
«Вот ведьма! — обозлился он. — Да с ней без понятых и разговаривать нельзя! А каблуки эти запросто череп пробьют. Посочувствуешь финнам и сомалийцам!»
Позорно бежать в коридор Стасу не позволила профессиональная гордость. Он так и стоял перед столом, а Надя буравила его злыми бесцветными глазами. Она тяжело дышала. Ямки за ключицами у нее то исчезали, то вдруг на выдохе проваливались, выказывая хитросплетение жил.
— Ну что же вы? — задорно просипела она и ткнула в Стасов подбородок таким длиннющим сизо-перламутровым ногтем, что Стасу снова стало не по себе.
Его взгляд бежал от испепеляющей голубизны Надиных глаз и блуждал там и сям, пока не замер меж двух полушарий груди. Полушария были геометрически идеальны. Они мерно, вслед Надиному гневному дыханию, колебались вдоль выреза. «Чистый фальшак! — торжествующе убедился Стас. — Нет, этим нас не возьмешь!»
— Что вы себе позволяете! — гаркнул он строго. — Я нахожусь при исполнении служебных обязанностей и опрашиваю вас по поводу представленной видеозаписи. Так что прекратите свои фокусы, не относящиеся к делу. У меня не так много времени. Если вам нечего сказать…
— Есть что! — выдохнула Надя.
Она побагровела, и теперь Стас с чистым сердцем дал бы ей все ее сорок с чем-то.
Она тоже не хотела сдаваться! Ее тело упорно кренилось к Стасу через стол. Оно пылко дышало и пахло как перегретый на солнце, чуть привядший букет. Это был редкий в Нетске, очень дорогой парфюм. От него, знала Надя, и у покойника начисто снесет крышу.
— Есть что! — сиплым, страстным шепотом повторяла она. — Вы так же полигамны и лживы, как и все остальные. Вы хотите втянуть мое агентство в какое-то грязное дело и, пользуясь этим, овладеть мной…
— Все, все, все! — замахал руками Стас. — К вам вопросов больше нет! Пойду к девочкам…
— Вы не должны втягивать их…
— Должен! Обязан! Это мне предписывает закон, и вы не имеете права мне препятствовать.
— Имею! — совсем уж бессмысленно прошептала Nadya, клоня голову. Из-под ее разметавшейся челки глянули глубокие, как у бульдога, морщинки-сердитки.
Стас не сумел отправиться к девочкам так решительно, как хотел. Он был пригвожден к месту парфюмом.
Неизвестно как долго продолжался бы его столбняк, но за дверью завозились и постучали. Надя дохнула еще раз и упрятала ноги под стол.
— Войдите, — сказала она злобно.
В кабинете появилась розовощекая тетка. Она начала улыбаться еще за дверью:
— А вот и мы! А вот и Зузя!
Голос тетки был конфетно сладок.
Надя рванулась к ней и жадно выхватила из ее рук что-то небольшое. Стас пригляделся. Оказалось, тетка принесла Наде собачку ростом вдвое меньше Рыжего, с алым бантиком во лбу. Из длинной шерсти кофейного цвета торчал чернослив носа и два кукольных глаза, похожие на стеклянные.
Фактура и цвет собачьей шерсти показались Стасу такими же ненастоящими, как Надина грудь. Кстати, именно к этой груди Надя собачку и прижимала. Ее лицо снова побагровело и светилось нежностью. Собачка кряхтела от счастья. Вдруг она повернула к Стасу волосатую мордочку размером с некрупное яблоко, чихнула и заладила тоненько:
— Дяв, дяв, дяв, дяв…
— Зузя не выносит мужчин, — радостно сообщила Надя.
— Дяв, дяв, дяв, дяв! — подтвердила Зузя.
Тетка, принесшая Зузю, настырно продолжала улыбаться.
— Мы так хорошо вели себя в парикмахерской, — сказала она. — Только скучали по маме!
Мамой прозывалась, естественно, Nadya. Стас поймал себя на мысли, что не удивился бы, если б выяснилось, что она действительно родила эту псину. Или мягкую игрушку. Или стильную пудреницу. Но никак не настоящего, краснорожего, истошно орущего, беспорядочно сучащего ручками-ножками младенца!