— Поехали, — шепотом приказала Нина Петровна.
— Я хоть посмотрю, что там такое. Кажется, мы бабу какую-то сбили, — тоже шепотом ответил Владимир Васильевич.
Раскинув ноги, в молодой зеленой траве лежало странное тело. Судя по немалому росту, редким темным волосам на груди и лодыжках и давно не бритому лицу, оно принадлежало все-таки мужчине. Но одет этот мужчина был немыслимо. На нем были розовые, явно женские, пижамные штаны — очень тесные, разъехавшиеся по швам, с ненужными, незавязанными ленточками на коленках. Верхняя часть туловища была закутана в розовый батистовый пододеяльник. Меховая тапочка, тоже розовая, в виде кошачьей морды, отлетела далеко в кусты и повисла среди листвы. Другая валялась в траве. Тапочки были вопиюще женские, небольшого размера. Зато босые ноги с длинными палевыми подошвами и длинными пальцами выглядели абсолютно мужскими.
Супруги Костерины некоторое время ошарашенно разглядывали свою жертву.
— Пидор, — сообразил наконец Владимир Васильевич.
— Поехали! — повторила шепотом Нина Петровна.
Но оба будто приросли к земле и не могли сделать ни шагу.
Нина Петровна все повторяла, как эхо:
— Поехали, поехали!
— Может, он живой еще? — прошептал Владимир Васильевич.
Он присел на корточки рядом с телом. Завалившееся набок бледное лицо незнакомца не имело никаких следов пудры и губной помады, как полагалось бы пидору (так, во всяком случае, считал неискушенный пенсионер Костерин). Нет, длинное это лицо было лишь пыльно и имело жалкое, страдальческое выражение. Глаза кротко закрыты, ввалившиеся щеки желты. Владимир Васильевич долго щупал тяжелое теплое запястье пострадавшего и наконец напал на мерно бьющуюся жилку.
— Живой! — радостно объявил он Нине Петровне.
— Тогда поехали, — рявкнула та.
Она повернула было к шоссе, но от синей «копейки» навстречу ей прыгал тонконогий, зеленый, счастливый Владик. Он наконец освободился от соседства ядовитой рассады. Он то подскакивал, то блаженно дрыгал ногой. В его кулаке уже был зажат пучок полусонных одуванчиков, сжавших лепестки к ночи.
— Быстро в машину! — скомандовала ему Нина Петровна.
Владик увернулся от нее, сделал вприскочку возле кустов круг и присоединился к деду.
— Ой, дядя мертвый? — спросил он, нисколько по наивности не сомневаясь в половой принадлежности человека на траве.
— Нет, живой.
— Тогда, значит, он сейчас умрет?
Владимир Васильевич тяжело встал с корточек, треща негибкими коленями. Он приблизился к Нине Петровне. Та стояла у машины, сверля взглядом пустынный пейзаж.
— Поехали! — в очередной раз повторила она.
— Его бы в больницу, — вздохнул Владимир Петрович.
— А тебя — в тюрьму? Ты рехнулся, что ли? Пока на дороге никого нет, поехали!
— А если бы я так, как он, в кусты полетел? И какая-то сволочь меня подыхать бросила?
Нина Петровна взорвалась:
— Это он сволочь! Он на дорогу выскочил, как заяц! Ты никаких правил не нарушал. И никто ничего не видел.
— Так ведь плохо ему…
— А нам хорошо? Ты сам гипертоник. Вот увидишь: он очухается и бегать будет как миленький. У, рожа какая отвратная… И все остальное!
Нина Петровна брезгливо покосилась на розовую тапочку-кошку, застрявшую в кустах.
— Нина, с нами Владик, — напомнил Владимир Васильевич. — Он все понимает. Я не хочу, чтоб он видел, как я оставил человека умирать на дороге. Он будет знать, он на всю жизнь запомнит, что его дед — подлец.
— Дед-зэк, значит, для ребенка лучше? Ты хоть думай, что говоришь! Если уж ты такой гуманист, давай вытащим его на дорогу — может, подберет кто-нибудь или в больницу позвонит.
Владимир Васильевич замер в нерешительности. Нина Петровна уселась в машину и закричала оттуда злым несчастным голосом:
— Владик! Немедленно ко мне!
— А дядя? — спросил Владик.
Он послушно побрел на знакомый, ничего хорошего не сулящий зов, но все время оглядывался на человека в розовом, оставшегося лежать на траве.
— Дядя тут пока побудет, на свежем воздухе, — елейно ответила Нина Петровна и тише, но гораздо внушительнее обрушилась на мужа: — Чего ты застыл, как памятник? Быстрей веди сюда Владика, и поехали. Уже две машины мимо прошли. Хорошо, что с нами ребенок! Издали похоже, что мы просто сводили его в кусты по нужде. Но кончится тем, что какой-нибудь болван разглядит этого типа в розовых тапках, остановится — и тогда пиши пропало…
Владимир Васильевич Костерин, никогда еще никого не сбивавший на дорогах и не калечивший, пропадать не хотел. Но и бежать не смел!