— Джумбо мешает, — Отрепьев переключил экран. Зулусский царь стоял на коленях посреди изолятора и молитвенно смотрел на Гришкину настенную живопись.
— Натали, — отчетливо прошептал Джумбо и повернулся к экрану связи, — с твоя сын, Сережья.
Ох уж мне эти простодушные зулусы: выбалтывают то, о чем весь космос, включая мужа Натали, знал, но молчал. Теперь топ-менеджер Зверев как благородный джентльмен и оскорбленная сторона обязан начать мстить, например, нажать кнопку УДУ (Устройство дистанционного уничтожения). Хорошо, что мы давно демонтировали и выбросили в открытый космос эту подлую штуку.
Стюарт, штурман-стрелок, оказался хорошим хирургом и, хотя поначалу затравленно озирался, опасаясь увидеть развешанные по стенам чучела американских астронавтов, но к аппендиксу подступил вполне профессионально, уверенно, и поощряемый всеобщим вниманием принялся рассказывать душещипательную историю о бедах оставшегося на Земле гламурного друга-партнера:
— Джонни актив, но маленького роста и решил удлинить ноги… А Джонни не привык и упал с высоты роста, и сломал нос и правый мизинец. Теперь не может пить мартини, потому что, держа бокал, надо отставлять палец. Мы вместе дули на сломанное место, и Джонни повторял: «Это ужас, Стюарт!»
Моя команда сочувственно кивала, старательно сдерживая смех, и по окончании операции радостно наградила как бы парня бурными аплодисментами.
— Знакомого звали Стюарт, — «к месту» вспомнил байку Сашка Буратино. — Когда выпивал с друзьями, обязательно после пятой рюмки рвались заглянуть в паспорт, чтобы «раз и навсегда» узнать на какую букву заканчивается имя.
— Спасибо, приятель, твой звездный час, он же минута славы, — я с чувством пожал руку хирурга. — Мария, — нетерпеливо постучал пальцем по экрану, — не буду возражать, если в отчете для прессы, подчеркнете нетрадиционную ориентацию своего хирурга.
— Ваше начальство не будет в восторге… — Мария улыбнулась. — Скандал. Русского космолетчика оперировал хирург-гей.
— Считай эту уступку платой за спасение нашего товарища.
Пока мировая пресса будет «носить на руках» голубого штурмана-хирурга, новость об адюльтере в семье Зверевых потеряет актуальность, что и требовалось.
Толстушка Джессика — второй пилот — оказалась по совместительству операционной сестрой и, принимая от Джумбо благодарность за спасение друга нежными объятиями и затяжными поцелуями, совершенно излечила нашего чернокожего друга от тоски по блондинке Натали.
ГЛАВА 21 В ДРУГОЕ ИЗМЕРЕНИЕ
Неумелые игроки делают непродуманные шаги
и направляют игру по непредсказуемому маршруту
И нас, и америкосов напрягал недостаток инфы. Жадность и глупость команды «Чикаго», устроивших глобальный катаклизм и превративших громадный космический массив в «Дикое поле», подняли цену каждого байта-бита информации, пошучу, до небес или выше; а вот аппендикс Кольки-стажера свалился америкосам нежданной халявой. Теперь им уже не нужно таиться, рыская по нашим следам; сели спокойно на шею и поехали к вечному блаженству. И нам, вроде бы обязанным за спасение стажера, теперь приблудных легче взорвать, чем дипломатично «стряхнуть с хвоста».
Утрясая организационные и политические вопросы, ни на секунду не отрывался от наблюдения за космосом. В вечном и бесконечном пространстве изменения стратегического характера происходят редко, предсказуемо и неторопливо; а вот одноразовые, одномоментные, местные «выбросы» — обрушиваются внезапно, без предупреждения, ниоткуда.
«Черная дыра» за две с лишним недели с момента взрыва стабилизировалась, оформилась; четко обозначила свои контуры-параметры, и на экране дальнобойного локатора выглядела снежно-белым перекрученным столбом, пересекающим десяток постепенно втягивающихся внутрь галактик.
Ближняя к нам сторона «столба» венчалась обозначенной штрихами вспыхивающих звезд и метеоритов, закручивающейся против часовой стрелки воронкой, к которой оба корабля: грузовой транспорт «Надежда» и медборт «Онтарио» последовательно смещались.
— Маша, — я не выключал экран сенсосвязи с командой медборта. — Сейчас пойдем мимо воронки через «плоский космос»; если вы с нами, лучше пристыковаться.
— Нет, — карие глаза капитана сверкнули возмущением на грани оскорбления, будто я предложил девушке переспать, не угостив предварительно шампанским; а мне казалось, что у нас уже наладилось конструктивное сотрудничество.
— Повернете назад?
— Нет!
Два отрицания подряд колыхнули в сердце сладкую волну: два отрицания равны одному утверждению, — и это правило почти не знает исключений. Розовые и голубые бусы на командире американского корабля с первого взгляда придали знакомству романтическую направленность, и взаимная тяга между мной и Машей нарастала в геометрической прогрессии.
С девушками всегда придерживался четкой позиции: если есть чувства, обязательно о них говорил-объяснялся. Смолоду бывало не признавался, потом жалел, но однажды дал зарок всегда признаваться, вошел во вкус и начал объясняться, даже не успев влюбиться, и «прокатывало» порой, точнее, всегда.
Иного ответа от америкосов и не ожидал: медборт «Онтарио» — разведчик, и не упустит возможности пройти с нами по кромке жизни и смерти, чтобы «взглянуть на космос снаружи», но идти за русскими, как бычок на веревочке, не позволяли великодержавные амбиции.
— Продвигаться самостоятельно ваше право, но стоит ли совершать свои ошибки, когда есть чужой опыт? — пытаясь образумить девчат, «включил юмор». — Это ни в коем случае не попытка давления или указания считающего себя старым и умным промокшего ворона с верхушки облетевшей березы, ничуть не бывало, только греющее душу стремление не упускать из виду красоток. Держитесь за нами и делайте, как мы.
Космос постепенно сжимался сверху и снизу, расстилая, раскладывая все видимые объекты в одну плоскость… или на одну плоскость. Не осталось звезд вверху, не осталось звезд внизу; только ковер из гигантских разноцветных блесток, и гигантская воронка, в которой закручивались, проваливаясь в неведомую глубину, звезды.
— Маша приподнимитесь над нами и внимательно следите за скоростью.
Двухмерный космос оставляет минимальные возможности для маневра: всякое отклонение вверх или вниз отзывается многократным возрастанием нагрузки, грозящей «размазать» корабль по кромке гравитационного потока, добавив дополнительную белую строчку в стену воронки.
— Так вы с нами, девушки? — корабли пока в безопасности, и я позволил себе немного игривой иронии.
Маша, прячущая за строгостью взгляда смущение и растерянность, откровенно заводила. Девочка-отличница, поменявшая однажды игру в куклы на игру в космос, строго выполняющая наставления штурманских карт и пилотские инструкции.
— «Сорвите цветок, пока свеж и душист, иначе сам бесславно упадет состарясь,» — язвительным шепотком отметился в телефоне не отрывающий взгляд от экрана Отрепьев.
— Гриша, не напрягай красивостями… место поэта в команде занято механиком.
— Вольный перевод латинской фразы, которую давно забыл, — пояснил Гришка, — но девушку развеселить необходимо… для предотвращения непредсказуемости.
Второй пилот «Онтарио» черноглазая пышечка Анжела со времени операции «заводила» Джумбо-Ваню. Зулус второй день «прожигал» взглядом экран и судорожно сглатывал слюну при каждом взгляде пышнотелой астронавтки.
— У нас заданный алгоритм прохода «черных дыр», — сухо сверкнула глазами Маша и кивнула чернокожей круглолицей напарнице, — автопилот.
«Онтарио» полыхнул на форсаже маршевыми двигателями, и, стремительно разгоняясь, промчался над нами к космическому провалу.
— Твою мать! — благодаря северо американским братьям… и сестрам я стремительно превращался в записного матерщинника. — Гриша, следим.
— Вот и непредсказуемость. Зря они так, — Отрепьев буквально влип глазами в экран. — Никаких шансов… все — закрутило.
«Черные воронки» — это своеобразные ворота в другой космос, в другое пространство, в другое время. Провалившийся корабль и экипаж не обязательно теряли жизнь и физическое тело…. иногда выныривали и продолжали жить на тысячу или две тысячи лет назад или вперед, в зависимости, как далеко и долго получилось лететь в воронке.