В Большом Мире оказалось тихо и спокойно. В смысле, в зените сиял факел маршевого движка чего-то вроде прогулочной яхты «Амазонка», километрах, эдак, в трех от «меня» остывал орбитальный буксир, а в семи-восьми готовился к взлету средний заправщик «Баклан». Я пробежал «взглядом» по левой «панели» пилотского интерфейса, еще раз убедился в том, что мой борт «не фонит», поднял его на сто метров и повел в сторону ремонтной зоны. Не стал хамить и над ней — плавно добавил тяги на антигравы, встал на вектор, рекомендованный Фениксом, минут за двадцать добрался до границы области, в которой теоретически можно было столкнуться с каким-нибудь «контрабандистом», и ускорился. Чуть-чуть. Да, в результате до экзосферы добирался целую вечность, зато протиснулся в «игольное ушко» одной из ячеек сети масс-детекторов, защищающей Смоленск от визитов незваных гостей, не выдал себя факелом маршевого двигателя и не посадил на хвост патрульную двойку истребителей-перехватчиков Семнадцатого Пограничного флота, тренирующуюся на высоких орбитах.
Перпендикулярно плоскости эклиптики двигался порядка полутора часов. Потом почувствовал, что вот-вот вырублюсь, поставил искину боевую задачу и отъехал. Прямо в пилотском кресле и, как выяснилось после пробуждения, аж на двадцать семь часов. Первые несколько мгновений после возвращения в сознание никак не мог сообразить, где нахожусь. Увы, стоило памяти включиться, как меня накрыло осознанием обеих потерь и ввергло в бездну отчаяния — перед глазами замелькали картинки из счастливого прошлого, по щекам покатились слезы, а сердце заныло так, что медблок скафа ввел мне успокоительное. К сожалению, оно не помогло. Не помогли и попытки сосредоточиться на текущих проблемах — я жил в прошлом и просто не мог вернуться в настоящее.
Слава богу, в какой-то момент в шлеме зазвучал голос Феникса и загрузил первым же утверждением:
— Тор, у нас наклевываются серьезнейшие проблемы…
— Что за проблемы?
— Я вывел «Морок» из короткого гиперпрыжка в двух световых минутах от ЗП-четырнадцать и врубил сканирующую аппаратуру. Первые час с четвертью в зоне было спокойно, как на погосте. Потом из гипера вывалился рейсовик и ушел к Смоленску. А ровно через тридцать минут после начала его разгона — то есть, в тот момент, когда наводки от факела маршевика с гарантией заглушили кормовой сканер — в зоне перехода вскрылся амеровский «Sower»,
вывесил и перевел в режим ожидания мины «Spike». Я, конечно же, считал сигнатуры последних и изменил режим сканирования. Результат, мягко выражаясь, не радует: на векторе разгона, ведущем к «АНИК-22», уже болтается порядка восьми тысяч «Шипов», а мои масс-детекторы засекли четыре борта, прячущиеся под «шапкой».
Фраза, намеренно выделенная интонацией, заставила включить голову и задать три уточняющих вопроса:
— Помнится, твои масс-детекторы засекают только борта тяжелее крейсера «Орегон», верно?
— Верно.
— … восемь тысяч «Шипов» — это четыре «Сеятеля», которых ты не видишь, так?
— Так.
— … а амеровские крейсера в одиночку не летают. Тем более — по чужим системам. Зато летают в сопровождении десяти-двенадцати кораблей помельче.
— Угу…
— Получается, что тут реализовывается что-то вроде плана, описанного в шестом варианте предположений моего дядюшки.
Феникс мрачно вздохнул:
— Похоже на то. Что будем делать?
Я криво усмехнулся:
— Воевать не вариант — сожгут. А умывать руки не в моих привычках…
Глава 8
8–9 июня 2469 по ЕГК.
…К семи утра по внутрикорабельному времени стало понятно, что амерам плевать не только на рейсовики и грузовики, но и на одиночные военные корабли — эскадра, висевшая под «шапками» рядом с ЗП-четырнадцать, игнорировала как борта, подходившие со стороны Смоленска, так и появлявшиеся в зоне перехода. Увы, этот вывод подтверждал версию моего покойного дядюшки, поэтому в пять минут восьмого я развернул «Морок» и «на цыпочках» повел к области выхода из внутрисистемных прыжков, а уже в двенадцать минут десятого Феникс поймал системой захвата цели роскошную яхту, вернувшуюся в обычное пространство, и «постучался» в рубку, используя армейские частоты связи ближнего радиуса действия.