Перепрограммированный комбайн никого не заинтересовал — да, стоял в каких-то семи метрах от «Призрака», но выглядел уж очень уныло. Вот вояки в дыру и попрыгали. А зря: буквально через секунду после «исчезновения» самого последнего ГПК переключился в рабочий режим, стремительно развернулся на сто семьдесят с чем-то градусов и, не останавливаясь, полыхнул промышленным лазером. Причем не в стандартном режиме и даже не в режиме повышенной мощности, а на расплав рабочего тела. Движением луча управлял Феникс, так что МДРК разрезало по диагонали, зацепило как минимум пяток БЧ средних ПКР и смахнуло верхнюю треть отсека управления ГОК-а. Да, луч испарил то ли два, то ли три скафа, но прилетело и остальным. Обломками взорвавшегося корабля.
— Миленько… — довольно мурлыкнул я, уводя «Морок» куда подальше. И сокрушенно вздохнул: — Жаль, что этим финтом больше не воспользуешься…
Глава 13
15–21 июня 2469 по ЕГК.
…Из Белогорья ушли через нечто среднее между «двоечкой» и «троечкой». Часов через восемь после того, как «помогли» тяжелому транспортнику ССНА сорваться в дичайший резонанс перед выходом на струну.
Да, рисковали. Причем и во время «помощи», и во время излишне экстремального ухода из системы. Но информационные бюллетени пресс-службы Ромодановских, выкладываемые в гражданские каналы каждые три часа, раздували и без того жаркое пламя лютой ненависти к амерам, их союзникам и нашим продажным соотечественникам, а запасы кислорода, еды и воды в моем «Мороке» были ни разу не бесконечными, и пополнить их в этой системе было нереально.
Первые минут сорок после ухода в гипер у меня тряслись руки — наводки от флуктуаций Ершова длились почти двадцать семь минут, а как минимум одна из четырех коррекций получалась недостаточно «чистой» и вызывала вторичный резонанс, который получалось гасить воистину титаническими усилиями. Слава богу, в какой-то момент Феникс устал наблюдать за моим отходняком, незаметно изменил состав воздуха и отправил меня в медикаментозный сон. И держал в нем аж до семи тридцати утра среды, то есть, почти тридцать восемь часов! Надо ли говорить, что после пробуждения мне стало не до рефлексий? Наверное, нет: я еле добежал до санузла, а после того, как облегчился и ополоснулся, практически с тем же энтузиазмом умял два с половиной пищевых рациона.
Неслабо напрягался и следующие восемь часов — осваивал аппаратуру КТК на практике, «собственноручно» набирал исходную информацию для расчетов, анализировал распределение масс в системе коричневого карлика, определял области интерференции полей Канта-Андерсона в части системы, из которой собирался прыгнуть к Смоленску, и определялся с идеальной траекторией для разгона. Да, практическое занятие получилось жестче некуда, зато окончательно вернуло в норму и позволило смотреть в будущее со сдержанным оптимизмом.
Остаток среды, весь четверг и первую половину пятницы я доводил себя до изнеможения изнурительными тренировками и теоретическими занятиями со все той же аппаратурой КТК. А в пятницу, двадцать первого, в районе тринадцати ноль-ноль натянул и загерметизировал скаф, зафиксировал свою тушку в кресле, откачал воздух изо всех отсеков и загнал себя в транс. Чтобы не перенервничать перед сходом со струны.
Как ни странно, обошлось без сюрпризов. Вероятнее всего, из-за того, что мы заявились в систему со стороны Африканского Союза и через зону перехода, «склоняющуюся» к «полторашке», а на блокирование всех ЗП-шек требовались слишком серьезные ресурсы.
К родной планете тянуло со страшной силой, но с запасами кислорода было уже совсем неважно, поэтому я передал управление искину и изображал балласт аж до пятнадцати десяти. После того, как «Морок», совершив внутрисистемный прыжок, оказался в относительной близости к нужной части пояса астероидов, «сел» на сканеры вторым темпом. То есть, дублируя «телодвижения» ИИ. А еще часа через два с небольшим активировал биосканер. Хотя разумом и понимал, что схрон ССО СВР, к которому меня вез Феникс, должен быть экранирован по высшему разряду.