Душа, изорванная в клочья, болела так, что темнело в глазах. Но где-то далеко-далеко. А разум, стараниями дяди Калле превратившийся в аналог искина, продолжал впечатывать в память все, что показывала камера — символ одной из самых отмороженных бандитских группировок, выжженный на левой щеке женщины, посвятившей свою жизнь спасению чужих жизней; сизые изгибы кишечника, вывалившегося из вспоротого живота; кошмарную рану на месте лона; розовые острия берцовых костей, проткнувших кожу на левой голени; раздробленную плюсну правой; выбитые зубы, валяющиеся в окровавленных отпечатках чьей-то обуви, и… особенности внешности убийц. Благо, все трое ублюдков, изнасиловавших и убивших маму, все еще обретались в гостиной!
Само собой, меня тянуло к ним со страшной силой. Но лишь вторым слоем сознания. А первый занимался делом согласно алгоритмам, прописанным в мое подсознание вторым отцом. Поэтому, закончив сбор первичной информации, я изменил режим отображения картинки и посмотрел в ее левый верхний угол.
Как и следовало ожидать, пиктограммы наличия Сети там не оказалось, и я, отрешенно отметив, что «перебить» траффик нашей квартиры могла только армейская «глушилка», подключился к архивам искина. Адресом перекачки данных задал свой комм и на всякий случай заглянул в программу дозвона. Увы, уведомления о возвращении в систему человека, способного решить любую проблему, там не оказалось, и я занялся планированием дальнейших действий. Но уже минуты через полторы-две вернулся в реальность, услышав голос бородатого урода, развалившегося на диване, закинувшего ногу в грязном ботинке на журнальный столик и смолившего сигарету с синявкой:
— Да где же этот мелкий сучонок⁈
— Ты же сам слышал: он в гостях у другана. Этого, как его… а, Синички! — флегматично ответил коротко стриженый здоровяк с неоднократно ломанным носом и шрамом на небритом подбородке. Потом покачался в моем любимом кресле и пожал широченными плечами: — Пацану — семнадцать. Самое время для гулянок…
«Все эти легенды про героев, мужественно хранящих чьи-то там тайны даже под самыми жуткими пытками — гнусная ложь. Сломать можно любого. Причем без химии, программ замещения воспоминаний, гипномодуляторов и прочей дребедени…» — услужливо напомнила память. И на несколько мгновений вернула в далекое прошлое, в котором я, десятилетний пацан, вслушивался в анализ действий главного героя сериала «Агент Зеро» и старательно вдумывался в каждое слово любимого дяди. Ведь незадолго до этого он очень доходчиво объяснил разницу между слепой верой и знанием, тем самым, инициировав очередное радикальное изменение в моем мировоззрении.
Говоря иными словами, в тот день я горел желанием понять все то, что рассказывал действующий офицер службы со страшным названием «ОСО СВР ИР[1]». Ибо одной моей веры ему было недостаточно, а новый Путь, который он описал, манил новыми чарующими открытиями и воистину сумасшедшими перспективами. Да, едкие комментарии, сопровождавшие практически каждый сюжетный ход сериала, постепенно превращали детское восхищение главным героем во взрослое презрение, но я изо всех сил вжимался плечом в бок мужчины, которого панически боялся даже глава рода Арбеневых, млел от прикосновений пальцев к волосам и улыбался. Несмотря на то, что большая часть объяснений описывала далеко не самые приятные аспекты взаимодействия отдельных представителей человечества:
«Абсолютному большинству достаточно не такой уж и сильной боли — стоит сломать какую-нибудь кость и потереть ее обломки друг об друга, как героизм куда-то испаряется, и это самое абсолютное большинство начинает выбалтывать любые тайны. Но с учетом существования подготовленного меньшинства, способного потрепыхаться, начинать воздействие с банального членовредительства крайне непрофессионально. Так что слушай внимательно и запоминай…»
Воздать сторицей уродам, сломавшим маму, я, к сожалению, не мог. Хотя жаждал этого всем сердцем, обладал нужными навыками и располагал всеми необходимыми возможностями. Поэтому задвинул желание отомстить куда подальше, вбил в одно из «ненужных полей» интерфейса искина простенький пароль и надавил стопой в самый угол пола своего «убежища». Затем влез в одну из ни разу не гражданских программ, сгенерировал правильную картинку своего появления дома, залил ее в нужную директорию и выбрал аж четырнадцатый предустановленный режим «сбоя бытовой техники».