—…Угоден ли Всевышнему тот, кто больше всего на свете любит золото? Разве этому нас учит Коран? — снова и снова вопрошал Ринат, оглядывая внимательно слушавших его жителей очередного аула. — Почему ваши сыновья, отцы и братья должны умирать за лживые вещи? Разве отцу больше не нужны свои сыновья, женам мужья, а детям отцы?
Не обвиняя напрямую хана Джавада в своем убийстве, Ринат в каждой проповеди ставил под сомнение его слова о русских убийствах.
—… Разве русские столь умелы и находчивы, что среди бела дня могли пробраться в наш дом? Или может наши мужчины ослабели и ослепли, позабыв свои воинские умения? — едва не выкрикивал он, заставляя горцев зло хмуриться. — Не-ет, тысячу раз нет. Наши дома подобны крепости, через стены которой и мышь не проскочит…
Не забывал Ринат и о себе любимом, всякий раз спрашивая о своем теле.
—…А разве кто-нибудь своими собственными глазами видел тело нашего имама? Ты? Или ты? Или может быть ты видел? — тыкал он пальцем первых же попавшихся горцев, сразу опускавших глаза. — Никто не видел его тела…
Когда до времени выбором осталось несколько дней, Ринат закончил метаться по селениям и будоражить народ. Его проповеди со множеством каверзных вопросов сильно «подогрели» народную молву, что породила целую волну слухов, предсказаний и недомолвок. Подобно вездесущей воде вся эта масса около- или псевдо правды / лжи проникала в каждое селение, каждую хижину и кишлак, заставляя горцев во-многом сомневаться и на многое смотреть совершенно по-другому.
В одном из селений — небольшом ауле, примостившемся под высокой скалой у него родилась идея, как более эффектно появиться среди горцев в качестве самого себя. Он прекрасно понимал, что хан Джавад, при виде его физиономии, вполне может попробовать довести убийство до конца. В очередной раз ему могло и повезти. Поэтому возвращение должно было быть таким, чтобы морально и физически раздавить своего конкурента.
—…А что может быть эффектней появления чудом спасшегося имама Шамиля с небес? Что? Ответ прост — ничего, — ухмылялся Ринат, уединившись в небольшом сарае. — Надо спуститься прямо на голову этого урода, чтобы все собравшиеся на выбору видел своего настоящего имама. В добавок еще нужно обязательно выкрикнуть что-то соответствующее месту и времени — что-нибудь сильное…
Помня о своем спасении с помощью самопального парашюта, он решил использовать здесь тот же прием. Правда, на этот раз от парашюта он отказался, посчитав мало пригодным для его целей. Перебрав в уме то, что ему было бы под силу соорудить за пару дней из подручных средств, Ринат остановился на простейшем варианте планера, точнее обыкновенного летающего змея. Кое-какой опыт полета на планерах у него был, что позволяло надеяться на успех.
Материалы удалось раздобыть в последнем из селений, где он расположился. Впечатленный идущей за ним славой всезнающего суфия и могущественного провидца, один из местных узденей, довольно зажиточный уздень, с радостью снабдил его большим отрезом настоящей шелковой ткани. В добавок в его сарае удалось даже разжиться крепкими бамбуковыми палками, которые остались у него то ли от китайского каравана, то ли от чье-то шатра. Другой горец поделился большим мотком крепкой пеньковой веревки, которая должна была пойти на скрепление каркаса змея.
Забрав все добытые материалы и погрузив их на невозмутимого пузатого ослика, Ринат отбыл из селения. Его провожало почти все селение — от мала до велика, сначала шепотом, а потом во весь голос, обсуждая и странного чудаковатого дервиша, и его непонятные вещи, и страшные предсказания. Он же, не оборачиваясь шел вперед, ища какое-нибудь укромное местечко. Предстояло много работы, а времени почти уже не оставалось.