Шорму, у которого от истощения потемнело в этот миг перед глазами, наощупь отполз подальше, сжался в клубок у стены и лишь смутно осознавал, что пещера (а может, и само мироздание) ходит ходуном, а вокруг с грохотом валятся камни. Когда он пришёл в себя, чудом невредимый, всё уже утихло. Лишь по полу, поперёк дна огромного каменного мешка шла внушительная трещина. Тела горемычной чародейки видно не было — должно быть, сгинуло в разломе.
Он осторожно поднялся на ноги, преодолевая головокружение. Проверил, всё ли цело. Пустяки, пара синяков.
Любовь?.. Силы всесущие, и откуда только взялась такая глупость? Любить он разучился уже очень давно.
Едва переставляя ноги, он проковылял к самому краю расщелины. С вялым любопытством заглянул вниз: высоко. Дна не видно. Лишь неровные, уходящие во тьму стены. Уселся, свесив в бездну ноги.
Аккуратно снял с шеи шнурок с мемуар-камнем, повертел в руках переливающийся самоцвет. Вот оно, его сокровище. Его ключ к прежнему — нет, нет, гораздо высшему, чем прежде — положению в обществе. Будущая милость правителей Содружества, необозримые перспективы и возможности — и это всё не говоря уже о кислых лицах обзавидовавшихся соперников. В исторические летописи он точно попадёт, а может быть, и памятник поставят. «Чародей Шорму, спасший мир». Спасший ли? Или наоборот, приблизивший его гибель?
Пакостное горькое чувство растекалось по телу. Размахнувшись, он зашвырнул драгоценный мемуар-камень в расщелину.
К демонам глоданым такие воспоминания.