Улыбаясь, Пэтти опустила микрофон и отвернулась.
- Боже, мой, - сказала Моника, - и так - весь день.
- Мы знали, - ответил Оуэн. - В брошюре…
- Я знаю, что мы знали. Но вот осознала я только сейчас.
- Если не хочешь туда ехать, так бы сразу и сказала. Сделанного не воротишь.
- Да, все в порядке, - сказала она. - Только это ни к чертям не годится - убивать на такое целый день, когда у нас всего одна неделя в Сан-Франциско. Первый день, а мы еще ничего в городе не видели.
Оуэна так и подмывало напомнить ей, что после заселения в отель поздно вечером, они целых несколько часов провели на Рыбацкой Пристани. Прекрасно отужинали в «Рыбацком Гроте», прошлись по сувенирным лавкам, посетили музей восковых фигур и поднялись на 39-й Пирс, где прокатились на нескольких аттракционах, посмотрели шоу жонглеров и посетили еще несколько сувенирных лавок. Он считал, что что-то они в Сан-Франциско все-таки видели. Но, напоминать об этом Монике - большая ошибка.
Поэтому он сказал:
- Если бы я знал, что это займет столько времени, то придумал бы что-нибудь другое. Не надо было брать эту экскурсию.
- Ладно, все в порядке, - oна мягко улыбнулась и похлопала его по ноге. - Сегодня мы с этим разделаемся, и у нас еще целая неделя впереди.
Разделаемся.
О, Боже.
- Не нужно было ехать сюда, - сказал он. - Если бы ты только сказала мне раньше, что не хочешь…
- А с чего ты вообще взял, что я хотела? Что хорошего может быть в старом вшивом доме, где убили столько народу? Я вообще считаю всю эту идею не совсем здоровой. Такие экскурсии следовало бы запрещать. А раз не запрещают - надо иметь свои мозги и не ездить туда. Это извращенство. Да еще придется теперь трястись четыре часа на этом проклятом автобусе.
Оуэн уставился на нее. Он чувствовал себя добитым.
- Ты хочешь сказать, что я извращенец? - спросил он.
Она засмеялась и сказала:
- Не дури! - и погладила его по ноге. - Я не тебя имела в виду, - приблизив губы к его уху, она прошептала: - Глупыш, я люблю тебя. Думаешь, я полюбила бы извращенца?
- Тебе лучше знать.
- О-хо-хо. Ты такой смешной. Такой недотепа. Но все равно я тебя люблю.
Она чмокнула его в ухо и зарычала своим коронным игривым рычанием.
Одному Богу известно, где она подцепила эту привычку. Должно быть, в каком-то фильме.
Игривое рычание Моники.
Мягкий горловой рык, сопровождаемый оскалом зубов и знойным взглядом.
Оуэн его ненавидел.
Он возненавидел его с того самого момента, когда она зарычала первый раз, шесть месяцев назад.
Так же, как и Оуэн, Моника первый год работала учительницей в Средней Школе Кроуфорда в Лос-Анджелесе. Они познакомились в начале осеннего семестра, еще в сентябре прошлого года. И она ему ни капельки не понравилась. И его другу Генри, который вот-вот собирался покинуть Кроуфорд, тоже.
- Какая же она гребаная всезнайка, - заявил Генри, и Оуэн с ним согласился.
- Ведет себя так, будто ее говно благоухает розами.
Оуэн согласился и с этим.
- Жаль, а с виду такая кисонька. Я бы сыграл с нею в «спрячь сосиску», если смекаешь, о чем я.
На что Оуэн ответил:
- А я - нет. Сосиска заледенеет и обломится, и останешься без сосиски.
Высокомерная, снисходительная, упрямая, и напрочь лишенная чувства юмора, Моника, тем не менее, была очень хороша собой. Чем-то она походила на Элизабет Тэйлор, когда той было двадцать. Но многим и отличалась.