Эмрис указал мечом в сторону Мартина, но его глаза впились в глаза Леу, и она поняла, что обращается он к ней.
— Диких животных, забывших свое место, следует укротить. Я убью его, но прежде выколю оба глаза, как и обещал. Подавайте сигнал!
Леу снова рванулась вперед, и опять Каэрден вцепился в ее плечо и удержал на месте.
Запела труба.
Мартин сорвался с места, взмахнул своим оружием, но сынок наместника даже не стал парировать удар, просто увернулся и зашагал прочь, смеясь и красуясь перед зрителями, широко раскинув руки. Мартин попытался снова, и Эмрис отвел его меч одним грациозным движением, а потом атаковал сам. Клинок вспыхнул в лучах лунного света, вспорол рубашку Мартина и оставил на его груди длинный кровоточащий порез — тот даже не успел поднять щит, чтобы защититься.
Эмрис снова смеялся, легко уходил от выпадов Мартина или отбивал их своим мечом — снова, снова, снова, а потом, в очередной раз пропустив противника мимо себя, вдруг взмыл в воздух. Мартин опять не успел защититься. Короткий росчерк клинка сверху вниз, и он, шатаясь, прижал руку к лицу. Кровь из рассеченного лба залила его глаза, мешая видеть. Эмрис отступил на несколько шагов, опять изогнулся в длинном прыжке и уколол противника в лицо. На этот раз он попал в щеку. Мартин взмахивал мечом, почти ничего не видя вокруг, а сынок наместника смеялся над ним. Он ловко и почти не прилагая усилий уходил из-под ударов, словно танцуя кружил вокруг Мартина, и колол его в лицо.
Ублюдок, в бессильной ярости думала Леу. Он же играет с ним, просто играет. Он может в любой момент ослепить Мартина или убить, просто хочет вдоволь поиздеваться сначала. Вот же ублюдок, прокляни его луна!
Эмрис опять взлетел в воздух, отвел руку с мечом для очередного выпада, а Мартин вдруг застыл, даже не пытаясь защититься или уйти в сторону…
— Мартин! — отчаянно закричала Леу.
Он не двинулся с места. Выронил щит, выпустил из руки меч и принял новый укол в лицо, а потом выбросил руку и поймал запястье Эмриса. Тот удивленно заморгал, дернулся раз, другой, в попытке освободиться. Мартин встряхнул головой, утер кровь с глаз, и ударил его в живот. Эмрис тонко, задушено вскрикнул и согнулся в три погибели, но новый удар, сверху вниз в подбородок, заставил его выпрямиться. Его голова откинулась назад, и Леу успела поймать взгляд фаэйри, наполненный растерянностью — что происходит? Как он сумел ударить меня?
Зрители зашумели, и этот шум с каждым мигом становился громче, а Мартин продолжал наносить удар за ударом — в живот, в голову, снова в живот. Он выкрутил запястье Эмриса, заставил его выронить меч, сбил с ног и оседлал противника. Эмрис барахтался, пытаясь высвободиться, нелепо взмахивал руками. Мартин наклонился, сказал ему что-то, и впечатал сжатый кулак в лицо фаэйри. Эмрис заверещал и забился еще сильнее, а кулак Мартина поднимался и опускался, поднимался и опускался…
— Помогите! — вскрикнул сынок наместника. — Стажа!… Помогите!
Он булькал и присвистывал — похоже, Мартин в кровь разбил ему лицо, — ноги колотили по траве.
— Отец!… Пожалуйста, помоги мне! Отец!
Лорд Эмерик сидел, мрачно глядя на происходящее; его подруга заламывала руки и плакала, что-то кричала ему, и наконец он встал и поднял руку.
— Остановить бой! — прогремел он. — Высокий Престол признает Эмриса двора Эйл побежденным.
Снова взвыла труба.
Лунный сад
Облегчение. Леу почувствовала, что все это время ее словно сжимал стальной обруч, не дающий сердцу биться и мешающий вздохнуть как следует, и вот сейчас, со звуком трубы, он исчез. Кругом раздавались голоса, громкие, взволнованные, потрясенные, но она не могла разобрать слов. Кто-то смеялся, звонко и счастливо, и Леу даже не сразу сообразила, что смеется она сама. Перед глазами все плыло; единственным, кого она видела четко, был Мартин, который поднялся на ноги, тяжело дыша, а кровь заливала его лицо и падала на рубашку темно-красными каплями.
Не чувствуя ног, Леу сделала шаг вперед, другой, перешла на бег; он выставил было ладонь перед собой, успел проговорить: «погоди, стой, ты…», но она уже была рядом, обвила руками его шею и крепко прижалась к Мартину.
— Кровь же… ты испачкаешься, — сказал он, но не попытался оттолкнуть ее, наоборот, обнял Леу в ответ. Все звуки исчезли, кроме стука сердца, и она не могла бы сказать, ее это сердце бьется, или Мартина. Все хорошо. Теперь все будет хорошо. Мартин жив. Спасибо, светлая луна, что уберегла его! Леу хотелось петь, смеяться во весь голос, хотелось сказать Мартину столько всего, что она даже не знала с чего начать; вместо этого она слегка отстранилась, утерла алые ручейки, что бежали по его щекам и лбу, и прижалась губами к губам Мартина.