И замолчал, бессильно повиснув на плече Леу.
Ее захлестнул страх.
— Мартин? Мартин!
Леу с трудом довела его до ближайшего дерева, усадила, принялась тормошить. Он не отвечал, безжизненно уронив голову.
— Мартин, пожалуйста!
Леу в отчаянии трясла его за плечи, хлопала по щекам, и наконец парень открыл глаза.
— Ох ты… — прошептал он. — Похоже, вода мне уже не понадобится.
— Не мели чушь! Тут точно есть какой-нибудь родник! Я добуду тебе воду! В ладонях буду ее носить, только не… не умирай, хорошо?
Она вскочила было, но Мартин поймал ее за подол платья.
— Не уходи, — попросил он.
— Мартин…
— Леу, пожалуйста.
Она опустилась на колени и сжала его ладонь в своих.
— Не плачь. Мне почти не больно, знаешь? И не страшно даже, просто… жалко. Как-то все по-дурацки вышло. — Мартин аккуратно утер слезинку со щеки Леу. — Жалко умирать после того, как ты… как ты…
— Как я тебя поцеловала. — сказала она и заставила себя улыбнуться. — Нужно было это сделать раньше, но я такая глупая…
— Ты не глупая.
— Я только сейчас поняла, что люблю тебя.
Мартин улыбнулся в ответ.
— Я тебя тоже. Наверное, еще с того времени, как мы стали встречаться в лесу, помнишь? Ты учила меня вашему языку, и…
— И ничего не сказал мне.
— Боялся, — он пожал плечами и поморщился от боли. — И еще — ты же эльфийка, а я человек. Ты всегда будешь юной и красивой, а я со временем превратился бы в сутулого морщинистого старика, а потом и вовсе умер бы. Зачем тебе связываться с таким?
Мартин с трудом сглотнул.
— В горле совсем пересохло. Не сорвешь одну из этих белых штук?
Леу молча кивнула. Ее собственное горло стянуло как веревкой, и она чувствовала, что попытайся сейчас произнести хоть слово, не выдержит и разрыдается в голос. А Мартин просил ее не плакать.
Она встала, подняла руку, и мерцающий плод, гладкий на ощупь и прохладный, лег ей в ладонь. Леу сорвала его и снова склонилась над Мартином.
— Спасибо, — благодарно кивнул тот. Слегка подрагивающей рукой поднес фрукт к губам, откусил немного. — Вкусно, знаешь? Необычный такой вкус, но…
Его глаза закрылись, рука упала. Белый плод покатился по траве.
— Мартин? Мартин! Мартин, пожалуйста!..
Теперь, наверное, можно плакать.
Королева
Через какое-то время слезы иссякли. Леу сидела неподвижно, сжимала ладонь Мартина в своих и
не мигая глядела в одну точку остекленевшими глазами. Она ослепла и оглохла от горя, и поэтому рука, которая легла на ее плечо, застала Леу врасплох. Она вздрогнула, но тут же втянула голову в плечи, съежилась, даже не стала оборачиваться. Их все-таки настигли. Вместо страха она чувствовала только безразличие и усталость. До Мартина им уже не добраться, а ее пускай убивают. Сделают это прямо здесь или прежде отвезут в Тару — какая разница?
— Что с ним?
Голос был женским. Еще он был глубоким, теплым, сильным и мягким одновременно, и Леу обернулась и взглянула на его обладательницу. Позже ей казалось, что даже если бы она не хотела этого делать, голова повернулась бы, а взгляд поднялся против ее воли.
Стоящая перед ней фаэйри, наверное, появилась из леса. Высокая, гибкая и тонкая, с падающими на плечи огненными волосами и ясными глазами, зелеными как изумруды; она недоуменно хмурилась, а потом присела рядом, и протянула руку к Мартину, не обращая внимание на кровь, испачкавшую рукав ее синего платья.
— Это не фаэйри, — проговорила она. — Кто он такой? И почему весь в крови?
— Мартин, — прошептала Леу. — Он… я… он просил пить, но я не знаю… здесь нет… а потом он умер.
— В самом деле, — сказала незнакомка. — В полусотне шагов отсюда есть колодец. Там, за деревьями. Сходи и принеси воды, а я попробую привести его в себя.
— Он мертв…
— Он без сознания, разве не видишь? Он дышит. Ну же, беги!
Леу почувствовала, как будто над головой расступились холодные темные волны и ей удалось наполнить легкие свежим воздухом. Она растерянно взглянула на незнакомку.
— Дышит?
— Да. Ну, быстрей!
Не чувствуя под собой ног Леу вскочила и кинулась в чащу. Колодец действительно был там. На покрытом затейливой резьбой оголовке белого камня стояла серебряная чаша, и она, набрав воды, наполнила ее и бегом бросилась назад. Руки дрожали, и Леу пришлось накрыть чашу ладонью, чтобы донести хотя бы половину ее содержимого.
Жив. Мартин жив. А я, дура, вместо того, чтобы присмотреться, принялась реветь! Еще не все потеряно. Он еще может выкарабкаться!