Шатаясь от хмеля, брел я по камням к лодке спасать утопающих. Только подумать, а ведь еще не так давно я не пил вовсе, но Дикие земли и дозор все изменили. Джозеф, который был пьян еще сильнее, чем я, остался на маяке поддерживать огонь и готовиться принимать пострадавших. Окатываемый солеными брызгами я подошел к лодке, освещая путь ручным фонарем. Несколько раз я падал и сильно царапался об острые камни, но боли я почти не чувствовал то ли от алкоголя, то ли от адреналина. До рифа было плыть недалеко.
До смерти перепуганные выжившие с корабля, в панике запрыгивали ко мне в шлюпку, едва не переворачивая её. Из экипажа и пассажиров судна, оказавшегося гражданским, выжило всего восемь человек, но и это неплохо для такого страшного события. Таким образом, мы обрели сожителей примерно на неделю. Один из выживших, пожилой человек, на вид джентльмен, постоянно твердил, будто бы духи моря взбесились и обрушились на людей за наши грехи и нашу ненависть.
- Дно Холодного моря усеяно человеческими костями, они – его ковер, - твердил он совершенно спокойным голосом. В этот поздний час нас было только трое: я, Джозеф, и старик. Он продолжал, - и только вдумайтесь, молодые люди: сотни скелетов, остовы погибших кораблей все еще лежат там, под толщей воды погребенные. Они кричат в моих снах, жаждут солнечного света, для них недосягаемого. Они сливаются в одну богомерзкую массу костей, ила, просоленных досок, неприкаянных душ. Они бьются, ворочаются под водой, создавая волны, порождая шторма.
- Ничего себе вы придумывали, - поразился я.
- Якорь тебе на язык, старик, - вдруг взбесился Вортекс, - оставь мертвых моряков в покое. То, что мертво должно оставаться мертвым, - окончил он нервно.
- Люди не дети моря, мы не можем упокоиться в воде, мы на уровне крови хотим вернуться в теплую землю. Гнить там, а не в пучине.
- Так, - я встал с места, - пора тебе спать, старик, нечего тебе больше пугать нас.
Через пару дней пришел корабль, который забрал бедолаг потерпевших кораблекрушение на большую землю. После того злополучного разговора с выжившим из ума стариком, Джозеф Вортекс заметно помрачнел. А мне и не верилось, что такие рассуждения могли наложить свой отпечаток на бывалом моряке. Думалось мне, демагогия о мертвецах в морских глубинах вскрыла старую рану на душе Вортекса. Я часто стал видеть его задумчивым. Он стал говорить на весьма странные, почти экзистенциальные темы. Под конец второго месяца служения на маяке разразился шторм невиданной силы. По сравнению с тем, что был в начале месяца, это был бог всех ураганов. Если какой корабль и попадет в такой шторм, то ему не жить. Мы стали опасаться за целостность маяка и как могли его укрепили. От шторма день был темен как ночь, а ночь как забвение. В голову невольно приходили мысли о подводных абоминациях из слившихся мертвецов, что в немом гневе своем раскачивают волны. В иные мгновения раскаты грома походили на залпы артиллерийских орудий. Мы с Джозефом снова оказались на войне. Я слышал, как он яростно ворочался на соседней койке не в силах заснуть. Вдруг он словно застыл.
- Ты не думал, - заговорил он, - как там, в расщелине оказался ящик с ромом?
- Уверен, это наш предшественник его туда запрятал.
- Но почему ты обнаружил ящик именно тогда, и почему тебя туда повлекло некое сильное чувство?
- Не предполагаешь ли ты, что за всем этим стоит черная сила?
- Ладно, забудь, я не об этом сейчас думаю. Мы на островке вдали от берега, вокруг море, а в нем разверзнулся ад, готовый порвать любого. И вот представь, если сейчас, прямо в этот миг сюда, к нам, зайдет некто?
- Жутко, ничего не скажешь.
В это время остров окатила особо мощная волна, и мне послышалось, будто бы о стену маяка ударился массивный и упругий объект.
- Мне вот интересно, - лихорадочно продолжал Джозеф Вортекс, - какой пришелец был бы для тебя самым страшным?
- Даже не знаю, - отвечал я, - если вдуматься, обстановка такая, что я бы и Дьяволу не удивился. Другое дело встретить здесь какое-нибудь доброе существо, что ему делать в царстве теней? Если бы сюда сейчас зашла жрица Мара из Сильванграда, которую называют воплощением добра, тогда было бы жутко. Ну или старый знакомый, которого мне уже не суждено увидеть, например, Витольд Курц. Я тебе обязательно расскажу про него однажды.