Мне мешал не ботокс, а всепоглощающая печаль, не позволявшая выразить хоть что-то похожее на счастье. Хотя я как никто другой знала, что счастье — это всего лишь фарс для глупых людей, еще не испытавших ничего по-настоящему ужасного.
— Я не агент 007. Я — Рик Блэйн, — сказал сын, нахмурив свои маленькие брови с деланным отвращением.
Я кивнула, как будто это было очевидно.
— «Касабланка2», конечно. Настоящая классика.
Вот таким был мой младший сын. Любителем классических фильмов. Никаких «Луни Тюнз3», «Истории игрушек» или что там еще, черт возьми, смотрели дети в наши дни. Ему нравился «Мальтийский сокол4», «Эта замечательная жизнь5», «Детское личико». До того, как наш мир рухнул в прошлом году, Джекс смотрел их вместе со своим отцом. Регулярно цитировал их. Это было их фишкой. Но именно после разбора завалов он начал олицетворять этих персонажей. Костюмы. Шляпы. Трости. Примерно через два месяца после. Когда мы стали делить нашу жизнь на «до» и «после».
Моя свекровь считала, что ему нужен психотерапевт. Потому что «old money6» не нравилось, когда кто-то выражал горе такими диковинными способами. Она считала, что выражать горе не нужно. Нужно лишь деликатно поплакать на похоронах, позволить всем доброжелателям изрыгать пустые строки соболезнований. Потом год или около того нужно носить черное, ни разу не проронив ни слезинки и упоминать о своей потере холодным, отстраненным тоном.
Что ж, к черту это и к черту ее саму.
Я не делала ничего из того, что было принято в обществе. Я не плакала на похоронах. Я просто смотрела на гроб, прижимала к себе своих мальчиков и ждала, когда очнусь от этого кошмара. Но на поминках, когда пила водку из стакана и пряталась в кладовке дворецкого моей свекрови, стало ясно, что это действительно был кошмар. И тогда я начала свой крестовый поход по оскорблению всех, кто пытался выразить сочувствие, перестала посещать все светские тусовки и практически вычеркнула себя из жизни, которую когда-то делила с мужем.
Ни за что на свете я не стала бы заставлять своих мальчиков проглотить такую боль, которая, скорее всего, в лучшем случае затормозит их эмоциональное развитие, а в худшем — превратит в психопатов.
Так что, если Джекс хотел надеть гребаный смокинг, он его надевал.
Мое сердце то замирало, то разрывалось от того, как сильно он был похож на своего отца. В те моменты, когда замечала это, я любила и ненавидела своего сына. Я любила его, потому что он был моим сыном, потому что он научил меня, что настоящей, безусловной любви не существует, пока ты не возьмешь своего ребенка на руки, не увидишь, как он растет, как учится говорить, пока не поучаствуешь в его жизни. И я ненавидела его за схожесть с отцом. Джекс был живым напоминанием о моей утрате. С другой стороны, только благодаря ему и его брату я не сошла с ума окончательно, валяясь в кровати с бутылкой водки и отгородившись от мира на всю оставшуюся жизнь. Ну, я и сейчас пила водку, но только после того, как сыновья уходили в школу. И я вставала с постели, чтобы приготовить им завтрак и ужин. Чтобы сходить с Джексом в магазин за всякими штуками вроде гребаных смокингов, чтобы он пошел в нем в школу. Потому что он больше никогда не посмотрит с отцом старый фильм. Его отец не увидит, как он заканчивает школу, колледж или женится.
Так что да, я бы купила ему тот дурацкий костюм лебедя, в котором Бьорк была на премии «Оскар», если бы это заставило его улыбнуться. Но потом я бы увидела в его улыбке его отца и начала бы презирать его. Мне захотелось бы дать ему пощечину. Это неправильно, верно? Ненавидеть своего драгоценного, уникального, странного семилетнего сына?
Но все и так было неправильно, так что к черту.
— Я хочу куриные наггетсы, «Биг Мак», печенье из «Сабвея» и шейк из «Венди», — сказал Джекс, ожидая, что мать, которую он знал раньше, откажется от еды на вынос в будний вечер или, по крайней мере, заставит его выбрать только что-то одно.
Вместо этого я кивнула, хватая ключи.
— Райдер! — позвала я, поднимаясь по лестнице. — Мы отправляемся в приключение за добычей фастфуда. Ты с нами?
Тишина.
— Иду! — отозвался старший.
Мы поехали за фастфудом, как и подобает неполной семье, и я пыталась понять, как мне жить дальше в таком состоянии.
Глава 2
Когда-то я была блогером.
Мой блог был о материнстве.
Сейчас при мысли об этом мне захотелось блевать, а потом ударить себя по лицу. Постановочные фотографии, которые я часами пыталась сделать максимально естественными. Фотографии с моими улыбающимися детьми, мои «лайфхаки», хорошо смотревшиеся только в социальных сетях и совершенно бесполезные в реальной жизни. Я смотрела на лайки под своим последним постом так, словно от них зависела моя жизнь. Пыталась избавиться от крошечных морщинок на лбу, ежемесячно делая укол ботокса, но говоря всем, что никогда не вводила себе этот яд под кожу и что просто очень тщательно ухаживаю за собой и что у меня хорошие гены.
Я не знала, повлияло ли рождение детей на мою генетику так же сильно, как на мою вагину, зато знала, что не могу сделать операцию по омоложению своей личности, как это было с вышеупомянутым влагалищем.
Может быть, я просто настолько увлеклась той жизнью, которой жила, что каким-то образом забыла, что это была не та жизнь, которую мне хотелось. А может быть, я так и не смогла оправиться от года бессонницы, наступившей после рождения Джекса. Когда родился Райдер я была моложе и энергичнее. Мне удалось не только закончить учебу, но и вырастить малыша. Дэвид только начал работать в фирме, ему приходилось вкалывать много часов, но тогда это не казалось большой проблемой. Не тогда, когда я только что вышла замуж и переехала в дом своей мечты в Блэк-Маунтин. Я была занята декорированием дома, водила Райдера на занятия с детьми, перестирывала миллион порций белья.
Я тренировалась и морила себя голодом, чтобы привести в норму фигуру. А еще мне приходилось постоянно уворачиваться от злобной матери Дэвида, вертевшейся вокруг нас со своим старческим превосходством и осуждением. Я была защищена от ее нападок, учась в колледже в другом штате, и только потом поняла, что переезд в родной город Дэвида поставит меня под ее прицел.
Так что да, с Райдером я справлялась хорошо, будучи очень занятой в течение десяти лет. Сейчас кажется безумием говорить, что десять лет пролетели так быстро и что каждая минута была на счету несмотря на то, что я была безработной мамой-домохозяйкой.
У меня было высшее образование, я мечтала о карьере. Но потом появился Райдер. Первые месяцы с новорожденным малышом, затем годы с гиперактивным карапузом, после первый день в школе. Обязанности матери в этом городе, когда приходилось посещать собрания, организовывать распродажи выпечки, благотворительные мероприятия. Всякие занятия, за которыми я никогда не думала, что меня когда-нибудь застанут.
Но это просто... произошло.
Может быть я компенсировала всем этим тот факт, что у нас был только один ребенок, в то время как Дэвид всегда мечтал о большой семье? После года попыток завести второго ребенка мы сдали анализы. Конечно, сперматозоиды Дэвида были в отличном состоянии, а вот моя матка — нет. Врач указал нам лишь на небольшой шанс зачать ребенка естественным путем. Всегда будучи оптимисткой — по крайней мере, тогда, — я думала, что мы докажем ему обратное, отказавшись от любого вида ЭКО, предложенного Дэвидом.
Первый год был полон натуральных добавок в рацион, специальных диет и оптимизма.
Второй год был полон разочарования, грусти и злости.
Последующие годы наполнились мрачным принятием и попытками стать лучшей матерью на свете.
Затем появился Джекс. Он не торопился. Потребовалось немало усилий, чтобы создать его, и он был единственным в своем роде.
Растить его было уже намного проще, потому что дел было уже не так много. Как бы то ни было, однажды мне стало скучно, и я завела блог. Блог прижился, и я втянулась. Я делала идеальные фотографии моего улыбающегося малыша, умело запечатленные за те пять минут в день, когда он не орал во все горло, не наложил в штаны и не испачкал все до единого предметы одежды в шкафу. Я рассказывала о том, как можно сбросить вес после рождения ребенка с пользой для здоровья, в то время как в действительности полгода морила себя голодом и бегала каждое утро до восхода солнца.