Поначалу Дэвид делал все правильные замечания и комментарии по поводу блога, но совершенно не обращал на него внимания. Потом я начала получать платные предложения о рекламе, увеличила число подписчиков и в конце концов стала зарабатывать столько же, сколько и он. Позднее еще больше. И тогда он обратил на мой блог внимание. Стал моим фотографом, руководил деловой стороной, продолжая работать полный рабочий день в офисе. Возможно, его немного беспокоило то, что полет фантазии его жены приносил денег больше, чем его зарплата адвоката, но он не позволил своей гордыне все испортить. Он гордился мной.
Вскоре Дэвид сам достиг вершины и стал партнером в своей фирме. Мы стали чаще ссориться, реже бывать вместе. Хотя по моим социальным сетям и по тому, как мы общались на различных вечеринках и ужинах, вы никогда бы об этом не догадались. Само по себе это не было притворством. Мы все еще любили и были преданы друг другу, просто в те годы у нас были моменты, когда мы просто не очень нравились друг другу. Таков был наш брак. Вся правда о нем. О чем я конечно же никогда не писала в своем блоге.
Люди хотели чего-то «настоящего», чего-то, с чем можно соприкоснуться. Но на самом деле они хотели того, к чему можно было бы стремиться. Они хотели видеть меня в безукоризненной одежде, рядом с моим идеальным мужем и идеальным ребенком в нашем идеальном доме. Я тоже этого хотела. Мне всегда нужно было пролистать все эти посты, когда я была вся в рвоте или в слезах и пьяная после какой-нибудь ссоры с Дэвидом.
Мы пережили эти годы. Нас с ним не воспитывали, что в случае чего, все можно бросить. Развод в моих глазах означал конец. Дэвид считал так же. Так что мы много работали для того, чтобы сохранить наш брак. Скрежетали зубами в трудные времена и наслаждались хорошими. Самым худшим годом был тот, когда мои родители погибли в автокатастрофе. Это потрясло наши миры. В отличие от моих отношений с его родней, Дэвид был близок с моими родителями. Они стали для него такими родителями, каких у него никогда не было — добрыми, веселыми, трудолюбивыми и щедрыми.
Мои мама и папа жили от нас в двух часах езды, и мы регулярно навещали друг друга. Они были лучшими бабушкой и дедушкой для наших мальчиков. К сожалению, Джекс провел с ними всего два года, у него не осталось никаких воспоминаний. Их смерть сломала меня, проделала дыру в сердце. Но она также залатала трещины в моем браке, сблизила нас с Дэвидом. Мы снова стали командой.
Я забеременела Джексом, когда Райдеру исполнилось десять. Большая разница в возрасте. То, что, по мнению большинства людей, должно было сломать наш с Дэвидом брак. Но этого не произошло. Джекс сделал то, для чего был рожден. Сделал мир светлее. Счастливее.
Райдер обожал своего младшего брата. Серьезно относился к своей работе защитника. Наша семья стала идеальной, или настолько близкой к этому, насколько это вообще было возможно.
А потом Дэвид вышел из дома, чтобы купить пива. Ему хотелось остыть, потому что мы поссорились. Слегка, из-за какой-то глупости на самом деле. Я разозлилась, что он опоздал на ужин. Он — из-за того, что вернулся домой к стервозной жене после пятидесятичасовой рабочей недели.
Поэтому он пошел остыть.
И больше не вернулся домой.
Совершенство взорвалось у меня перед носом.
***
— Хорошего дня, милый, — сказала я Райдеру, не целуя его в щеку, потому что знала, что уже перебарщивала с обращением «милый» когда высаживала его перед зданием «Средняя школа Блэк Маунтин».
Конечно, она не была похожа на обычную среднюю школу. Кирпичная кладка и горы, служащие фоном, придавали ей атмосферу богатой частной школы, за которую родители платили тысячи долларов в год. Ученики носили школьную форму. Как по мне, так эта форма больше подходила для Хогвартса, а не для средней школы в маленьком американском городке. С другой стороны, Блэк Маунтин был не совсем обычным маленьким городком. В Блэк Маунтин были самые красивые виды, которые я когда-либо видела, и самые богатые семьи, которые я когда-либо знала. Опять же, это ни о чем не говорит, поскольку я родилась в семье «синих воротничков7» и никогда не общалась с элитой. С элитой, которая отправляла своих детей сюда, в эту известную школу с безупречной репутацией и по меньшей мере пятью «Рендж Роверами» на парковке в любое время суток.
Учиться в этой школе было непросто, программа была разработана таким образом, чтобы каждый ученик мог поступить в любой университет «Лиги Плюща8», который ему приглянулся. Всегда думала, что все это чересчур и конечно же никогда не говорила об этом вслух. Дэвид сам ходил в эту школу. Его родители являлись крупными спонсорами. Обучение здесь превращалось в наследие. Речь шла о престиже. О «внешнем облике» семьи. Просто еще один аспект нашего образа жизни, тщательно продуманный, как и «Рендж Ровер», на котором я ездила. Как и сумочка за три тысячи долларов на заднем сиденье, бриллианты в ушах, кроссовки за триста долларов на ногах, сверкающее обручальное кольцо, которое я не находила в себе сил снять. На мне были большие дизайнерские солнцезащитные очки на случай, если кому-нибудь придет в голову подойти к машине, пока я высаживаю сына.
Райдер был не из тех подростков, которые стыдятся любить свою мать. Мы были друзьями. Хорошими друзьями. В течение нескольких месяцев после смерти Дэвида я относилась к нему больше как к другу, чем как к сыну. Это был грех с моей стороны — переложить слишком много своего взрослого горя на плечи подростка. Пусть они были широкими и сильными, но они не предназначались для того, чтобы держать вес его сломленной матери-полуалкоголички. Я старалась изо всех сил держать спину прямо и быть опорой этой семьи, какой был Дэвид. Я пыталась быть той матерью, какой была когда-то.
Разве «прежняя я» не делала всего этого? Разве не занималась в пять утра, чтобы поддерживать тело в тонусе, пока домочадцы еще спали? Не изучала все новые диеты, способствующие развитию мозга, и не собирала школьные обед в соответствии с рекомендациями? Правда «прежняя я» не состояла в родительском комитете, потому что не была такой сучкой. Я готовила своему мужу кофе. Целовала его на прощание. Делала ему минет раз в две недели. Я водила младшего сына на те занятия, на которые он записался в этом месяце. Следила за тем, чтобы мой старший сын развивался, чтобы ему было комфортно — в любом случае в те дни мне не приходилось прилагать много усилий для его воспитания. Я наполняла кладовую, управляла нашими финансами, потому что ни за что не стала бы одной из тех жен, не имевшей понятия, что ее богатый муж либо по уши в долгах, либо растрачивает чьи-то деньги. К счастью, Дэвид не делал ни того, ни другого, а я сама вела успешный аккаунт в социальных сетях и блог.
Каждый вечер я выпивала бокал вина за ужином.
Иногда два.
В другой раз целую чертову бутылку.
Я плакала только один раз, сидя на полу огромной, выложенной плиткой ванной, и вода смывала мои слезы, а ее шум заглушал рыдания. Мои сыновья не знали, что я горевала после смерти родителей и не видели трещин в браке, которые мы с Дэвидом ловко залатали с помощью очень дорогостоящего психотерапевта. Мы оба хотели дать нашим мальчикам реалистичный взгляд на мир, выходящий за рамки их привилегий, и определенно не хотели проецировать на них гору наших проблем.
Но Дэвид взял и разрушил все это, умерев, так что все пошло прахом.
— Не забудь, что сегодня родительское собрание, — сказал Райдер, возвращая меня в настоящее.
Я сама отвозила его в школу, потому что он только недавно получил права и еще не сел за руль машины Дэвида, стоявшей в авто-мастерской. Машина находилась на ремонте уже бог знает сколько времени, потому что, несмотря на целых три бара в городе, гребаный механик был только один.