Месяц спустя
Была полночь.
Или немного позже.
Я была наполнена вином. Мои конечности отяжелели от напряжения, мое обнажённое тело покрылось тонким блестящим слоем пота.
Подобное стало рутиной, но в то же время совсем нет. Каждая ночь была разной. Зик не потерял свой огонь. Мой голод так и не был утолён.
— У нас не было бы... этого, если бы не смерть моего мужа, — прошептала я, проводя пальцем по его обнаженной груди. Имя Луны было вытатуировано над его сердцем.
Его взгляд вспыхнул раскалённым металлом.
— Нет, — согласился он.
Я ждала большего. Чтобы он раскрыл во всех подробностях единственное слово, произнесённое с такой холодностью. Конечно, с Зиком я так и не получила того, чего ожидала.
— Нет? — повторила я вопросительно.
Он кивнул, всё ещё не сводя с меня глаз.
— Нет.
Раздражение забурлило у меня в горле, как часто случалось, когда я оказывалась рядом с этим мужчиной. Как раз в тот момент, когда я собралась выпалить несколько проклятий и помчаться обратно к себе домой — то, что я должна сделать в любом случае, — он провёл тыльной стороной пальцев по моей челюсти. Нежность этого жеста потрясла меня, оставив молчаливой и неподвижной.
Зик молчал, почти лениво пробегая по мне взглядом, но с той обычной напряжённостью, которая всегда гудела в нём. Моё тело совершенно плотски отреагировало на эту ленивую интенсивность, на прикосновение кончиков его пальцев к моей челюсти.
— Если бы твой муж не умер, ты бы осталась цельной. Ты была бы безупречна. Не считая парочки царапин на поверхности, которые неизбежны. Но ты была бы цельной. Красивой. Но да, ни кем иным, как соседкой. Я бывал рядом со многими красивыми женщинами, но всегда хотел большего. И теперь ты сломлена. Вместо царапин у тебя шрамы — самые уродливые шрамы, которые никогда не заживают красиво. Я не очень хорошо себя чувствую рядом с людьми, которые ещё не покрыты шрамами. Я бы не тронул тебя, если бы ты не была сломлена так, что это невозможно было бы исправить, — он помолчал. — Потому что, детка, я не собираюсь тебя исправлять, — он рисовал линии на моей спине. — Расскажи мне о нём.
Я замерла. Он никогда раньше не спрашивал об этом. Между нами не шло и речи, что призрак моего умершего мужа должен оставаться без внимания. Но сегодня вечером что-то поменялось. Какое-то время всё менялось. Если бы я открыла рот, если бы я заговорила о Дэвиде, всё изменилось бы ещё больше. Он бы проник глубже.
— Он не был идеальным, — произнесла я, всё ещё глядя на чернила на его груди. — Чёрт, наши отношения были далеки от подобного. Бывали дни, когда я была несчастна. Где я задавалась вопросом, не совершила ли ошибку. Где я как бы ненавидела его, — я сглотнула. — Но я любила его. Я любила его всем своим существом. Он был моим лучшим другом. Он держал меня за руку, пока спал. Он позволял мне плакать из-за дерьма, которое не имело значения. Вставал, чтобы покормить мальчиков, когда я слишком уставала. Каждый вечер он готовил ужин. Он говорил мне, что я красива, каждый день. И всегда был на моей стороне. Он был первым, кто извинялся, потому что знал, что я слишком упряма. Он был моим лучшим другом, центром моей жизни, и я буду любить его вечно. Я буду оплакивать его вечно. Я не оправлюсь от этой потери. Я увижу его в своих мальчиках, когда они вырастут, и попытаюсь вспомнить, каково это — целовать его, потому что боюсь, что забуду. Во мне есть дыра, которая никогда не будет заполнена.
Он слушал каждое слово, позволял каждому проникнуть под кожу.
— Я не хочу тебя заполнять, — сказал он наконец, оставив меня в подвешенном состоянии на целую минуту. — Я не хочу, чтобы ты была цельной и здоровой. Потому что я эгоист, конечно же. Но если бы я видел шанс, что ты можешь исцелиться, я бы сейчас здесь не лежал. Но ты не сможешь. Я знаю. Знаю, что ты сломлена. Я нормально отношусь к тому, чтобы быть вторым лучшим мужчиной после мертвеца, если это то, кем я собираюсь быть, но я не думаю, что для тебя это так. Мне кажется, что ты найдёшь для меня новое место в своем нутре — новое место для нас. Другое. Более тёмное.
Я не двигалась. Я не отстранилась, хотя он и дал мне на это время.
Его рука легла мне на челюсть. Жёстко, на грани с болью. Затем он двинулся. Прямо на мне, замерев у моего входа, твёрдый и готовый.
— Сначала я просто хотел трахнуть тебя, — пробормотал он мне в рот.
Его рука скользнула вверх по моему бедру к груди. Он двинулся снова, чтобы приласкать мой сосок.
Я закусила губу.
— В ту секунду, когда ты открыла дверь, я пожелал, чтобы ты была голой и подо мной. Потом я захотел, чтобы ты была голой и на мне, — он ущипнул мой сосок до боли. — И, конечно же, я хотел съесть твою киску.
Я резко вздохнула, когда его другая рука переместилась между моих ног.
— Но потом я увидел больше тебя. Ещё больше боли, смешанной с тем фактом, что ты чертовски сумасшедшая. Сильная. Забавная. Отличная мать. Я больше не хотел просто трахать тебя. Я хотел быть внутри тебя и заглянуть в твою душу. Я хотел трахать тебя до тех пор, пока ты не увидишь мою. Я хотел тебя до проклятия.
И именно это он и сделал.
* * *
На следующее утро я напевала себе под нос, хотя не должна была этого делать.
Прошлая ночь была самой удивительной ночью, которую я провела с Зиком. И это о чем-то говорило. Тектонические плиты, лежащие под нашими отношениями, сдвинулись. Мы стали чем-то иным.
Я едва успела пробраться домой до восхода солнца. У меня было достаточно времени, чтобы смыть в душе следы секса и стыда, прежде чем переодеться в пижаму и спуститься на кухню, чтобы приготовить блины.
Алексис пришла и ушла, уже бегая по окрестностям к тому времени, когда Райдер спустился вниз, выглядя явно более бодро, чем обычно.
Он даже был одет.
— Ты звучишь счастливо этим утром, — сказал он.
— Ты выглядишь человеком этим утром, — парировала я с усмешкой.
— Я не сплю с рассвета. Готовлюсь к тесту.
Я улыбнулась, надеясь, что моя паника не прорвётся наружу. Конечно, он не слышал, как я вернулась домой.
— Зубришь в последнюю минуту, как твоя мама.
— Мама, ты же понимаешь, что я знаю, что ты ходишь к Зику каждую ночь? — спросил Райдер, наливая себе кофе.
Я моргнула.
— Что?
Он улыбнулся так, как это делал его отец. Забавляясь тем фактом, что он оказался осведомлён лучше меня. Немного высокомерно, но невероятно мило. Моё сердце сжалось от той острой боли, к которой я никогда не смогу привыкнуть.
— Мама. Ты знаешь, я семнадцатилетний парень с бессонницей и инстинктом защиты своей матери. Я знаю, что ты сидишь на улице одна каждую ночь. Я присматриваю за тобой, убеждаюсь, что с тобой всё в порядке. Когда Зик начал приходить, я понял, что мне больше не нужно присматривать за тобой.
Присматривать за мной. Мой первенец, мой ребёнок, взял на себя заботу о своей матери. Он должен был сбегать, ходить на вечеринки, напиваться и принимать сомнительные решения. Но нет, он оставался дома. Держался на ногах, чтобы заботиться обо мне.
Была ли я ужасной матерью за то, что заставила его почувствовать, что он должен так поступить, или невероятно хорошей матерью, создавшей такого заботливого и самоотверженного молодого человека?
— Тебе не противна мысль о том, что я с кем-то? — прохрипела я. — Так скоро после папы?
Райдер улыбнулся.
— Сначала мне это не нравилось. Я не знал, как думать о том, что ты с кем-то кроме папы. Но это была моя проблема. Это я не принимал то, что он ушёл, — он понизил голос и смолк. Моё сердце разбилось ещё на миллион осколков. — Джейк помог мне в этом. Помог справиться с тем фактом, что папы не стало.
Я тоже улыбнулась. Принуждённо, будто выполняя работу. Мне казалось, что это сломало мне челюсть, но я справилась.
— Напомни мне, чтобы я заплатила Джейку сто баксов в час за то время, которое вы двое провели вместе, — слабо пошутила я.