Я только что вывалила всё на Лидию. Потому что она могла распознать ложь за милю, а также потому, что знала меня лучше, чем кто-либо, кроме Алексис. Несмотря на океаны, километры и время между нами, ничего не изменилось. Я искренне верила в пословицу о том, что друзья приходят по какой-то причине — на сезон или на всю жизнь.
У меня были сезонные друзья, друзья для «хорошей погоды», все они отступали, когда погода портилась. У меня были друзья и другого типа... мамочки из социальных сетей, которые больше всего на свете хотели набрать побольше подписчиков, жёны коллег Дэвида, с которыми я должна была подружиться.
Но Лидия была другой. Мы могли месяцами не вступать в разговор, не зная тонкостей того, что происходит в жизни друг друга, и мы могли продолжить с того места, на котором остановились.
Честно говоря, я бы не назвала Зика тонкостью. Скорее всеобъемлющим, изменяющим жизнь затмением.
— Да, — кивнула я в ответ на её заикающееся дерьмо. — Полный бардак. Я сама — бардак, — уточнила я. — И ужасный человек, — я отхлебнула водку, пытаясь смягчить жжение в сердце жжением в горле.
Лидия прищурилась.
— Дорогая, ты слишком долго живешь в пригороде, — ответила она с хриплостью в голосе. — Ужасный человек — это диктатор, который отравляет газом и бомбит своих граждан, потому что они осмеливаются протестовать против его режима. Ужасный человек — это тот, кто открывает огонь по толпе невинных людей. Ужасный человек — это генеральный директор, восседающий в шикарном угловом офисе и подводящий под сокращение людей, живущих от зарплаты до зарплаты. Остальные из нас просто люди. Так, для понимания, что у тебя крутится в голове и заставляет тебя думать, что ты ужасный человек?
Я улыбнулась, услышав язвительность в её тоне. Лидия была не из тех, кто стесняется в выражениях. Большую часть своей взрослой жизни она прожила в зонах боевых действий, в нескольких секундах от смерти. Я боялась каждого телефонного звонка, который получала посреди ночи.
— Потому что моего мужа нет почти год, а я нахожусь в этих интенсивных отношениях. Я чувствую, что предаю его, — я ещё не произнесла этого вслух, но сказать и услышать было так же больно, как и думать.
Лидия смотрела на меня оценивающим взглядом. Её глаза видели множество ужасов этого мира, вещи, которые я, вероятно, даже не могла представить себе в кошмарах. Было страшно видеть, как такие знакомые радужки всё больше и больше наполняются такими странными ужасами.
— Как долго? — спросила она наконец.
— Как долго что?
— Сколько времени приемлемо для того, чтобы оплакать своего мужа, прежде чем ты двинешься дальше? Прежде чем начнёшь искать повод для улыбки, кроме улыбки из-за твоих детей? Чтобы найти второй шанс на что-то похожее на счастье? Как долго? До наступления менопаузы? После того как Джакс закончит колледж? Каково магическое число, при котором ты простишь себя за то, что жива, в то время, когда Дэвид мертв?
Слова, которые она произнесла, были жестокими. Но тон её был мягким. Любящим.
Я быстро моргнула, пытаясь подумать о числах. Отхлебнула ещё немного водки, как будто искала там ответ.
— Не знаю, — сказал я в итоге. — Может быть, меня беспокоит не время. Дело в том, что я вообще могу чувствовать что-то. Что я могу хотеть чего-то так, как я хочу его. По-другому, чем я когда-либо хотела Дэвида.
Вот оно, мой тайный стыд, просачивающийся сквозь воздух.
Я ждала отвращения от Лидии. Её осуждения.
Но я должна была знать лучше. Моя подруга не осудила бы меня, даже если бы я призналась в убийстве человека. Она поймёт мои резоны и, вероятно, поможет мне похоронить тело.
— Конечно, ты желаешь его по-другому, — согласилась она. — Он другой человек. Он не Дэвид. Он не будет взывать к тем частям тебя, к которым это делал Дэвид, — она наклонилась вперёд, чтобы наполнить оба наших стакана. — Дэвид был разумным, добрым, культурным, безопасным. Невероятно красивым. Он был идеальным мужем, во всяком случае, настолько близким к идеалу, насколько это вообще возможно. И он был хорошим человеком. Он сделал тебя счастливой, — она взглянула в окно. — Я не встречала этого парня, и это то, что я собираюсь изменить, прежде чем уеду. Но из того, что я могу понять, его не назвать хорошим человеком в традиционном смысле слова. Но он хороший отец, что имеет большое значение с моей точки зрения.
Она сделала глоток из своего стакана и снова посмотрела в окно.
— Он напряжённый, я могу сказать это сразу, — продолжила она. — Подвергавшийся пыткам. Испытывающий страх от этого мира так, как никогда бы не стал испытывать человек, подобный Дэвиду. Так что он никогда не сможет дать тебе того, что давал Дэвид. Этого просто нет внутри него. Но он может дать другие вещи. Вещи, которые не сочетаются с этим дорогим, со вкусом оформленным миром, который ты создала для себя. И это совершенно нормально, поскольку я знаю тебя и знаю, что этот мир — лишь часть тебя. Видишь ли, мужчины по большей части просты. Одноплановы. Женщины — это много людей в одной душе. У нас есть разные стороны. У нас есть способность меняться, возможно, потому что биология хотела, чтобы мы были подходящими, податливыми для партнёра. Причины не важны, мы одновременно как бы разные женщины в одном теле. С разными потребностями. Сложные, — она вздохнула и улыбнулась, осушив свой напиток. — И, чёрт возьми, это иногда кошмар — быть женщиной. Особенно той, что решила трахаться исключительно с другими женщинами.
Мои глаза вспыхнули от этого. Лидия всегда была сексуально флюидной, открытой. Её привлекал тот, к кому она испытывала желание, пол не играл роли. Но почти все её долгосрочные отношения были с мужчинами. Конечно, долгим сроком для неё считалась горстка месяцев, год — абсолютный предел. Но она никогда не выбирала одну сторону.
— Мы вернёмся к этому, — сказала я.
— Держу пари, мы так и сделаем, — ответила она. — Я прилетела сюда не только для того, чтобы поговорить о твоих проблемах, — она помолчала. — Но пока давай сосредоточимся на тебе. Ты в этом круговороте, потому что чувствуешь, что изменяешь Дэвиду. Позволь спросить, изменяла ли ты ему когда-нибудь, когда вы были женаты?
Опять же, в её вопросе не было осуждения.
— Конечно, нет, — ответила я почти рефлекторно. — Но я думала об этом. Мечтала. Как и каждый человек в браке, оказавшийся в трудной ситуации. Когда ты устал, расстроен или чувствуешь себя в ловушке. Думаю, он тоже об этом думал. Но я бы никогда такого не сделала. Я не смогла бы жить с собой.
— Ты ему не изменяла, — прошептала она. — Ты питаешь ту часть себя, которая долгое время была голодна. Не пойми меня неправильно, ты бы испытывала такой голод вечно, или сколько бы вы ни решили оставаться в браке. Зная тебя и Дэвида, вы бы остались вместе, потому что любили друг друга. Эта любовь наполняла вас в хорошие времена и поддерживала в трудные. Вы бы ничего не упустили, потому что не знали бы, что упускаете что-то.
Я прокручивала эти слова в голове до конца ночи, задаваясь вопросом, действительно ли был способ, который сработает для меня и Зика? Способ вести иную жизнь, которая не включала бы в себя вечное одиночество?
Или, может, это была просто глупая надежда?
Глава 15
Я сдержала своё обещание. После того, как мы с Лидией разобрались с ворохом моих проблем, мы перешли к прочим. Например, к её влюблённости в другую журналистку, которая ещё не совершила каминг-аут.
Да, для этого нам пригодилась ещё одна бутылка водки.
И пицца.
Затем мы отрубились на моей кровати. Изнутри моей головы всё ещё стучали молоточки, и я едва успела насладиться общением с подругой, а она уже уезжала.
— Спасибо, что приехала, — сказала я, неохотно отпуская её из своих объятий.
Я не хотела, чтобы она уезжала. Мальчики всё ещё были в отъезде с Алексис. Она решила, что ей нужно взять их с собой в путешествие, пока я привожу себя в порядок. Я получала ежечасные оповещения и фотографии. Свет в глазах моих сыновей вселял в меня надежду.
Если они могли выздороветь, найти радость в жизни, то и я смогу. Или, по крайней мере, сумею притворяться более убедительно.