Визит Лидии мне помог. Она была бальзамом для моей души, пусть я даже не подозревала, как нуждаюсь в нём. Она позвонила и поинтересовалась новостями где-то в первый день моего затяжного валяния в постели и, должно быть, услышала что-то в моём голосе. Я никогда не умела хорошо лгать. Или, может быть, Алексис позвонила ей, и это стало причиной импровизированной поездки. Такие друзья, как она, были словно единороги — редки и драгоценны. Она пролетела через весь мир менее чем за двадцать четыре часа, потому что знала, что мне это нужно, в то время как она могла бы поехать к своей семье, другим друзьям, получить заслуженный отдых где-нибудь на пляже с коктейлем в руке.
Вместо этого она приехала сюда.
— Поблагодаришь меня тем, что вернёшь этого мужчину в свою жизнь, — сказала она в ответ. — Поблагодаришь меня, не подвергая себя эмоциональному бичеванию из-за того, что ты всё ещё жива, а Дэвид — нет.
Я ухмыльнулась. Всегда самая прямолинейная, она никогда не была из тех, кто придаёт веса словам обходительностью.
— Я сделаю всё, что в моих силах.
— И это всё, о чём я прошу.
— И как насчёт того, чтобы ты сделала всё возможное, чтобы остаться в живых, чтобы мне не пришлось добавлять в список ещё одну вину выжившего? — я пыталась тоном голоса передать искромётность шутки, но это было трудно, когда существовал вполне реальный шанс того, что Лидия может потерять жизнь, занимаясь любимым делом.
— Не умереть всегда было моей главной целью на любой день, — она подмигнула и поцеловала меня в щёку.
Я смотрела, как она садится в арендованную машину, наблюдала за тем, как она уезжает. Затем я вернулась в свой пустой дом. Чего я не сделала, так это не взглянула на соседскую дверь.
* * *
Я планировала последовать совету Лидии. Ну, это был не столько совет, сколько приказ. Такой, которому я собиралась повиноваться... в конечном счёте.
Но сначала мне нужно было привыкнуть к тому, что я здесь, в этом доме. В этой гробнице без моих мальчиков. Так должно будет произойти однажды — они уйдут, и останусь только я. Нет, я не стану постоянно тешить себя мыслью о некоем полуночном мужчине в этом пространстве.
Не только потому, что это ощущалось неправильно, словно я искушала судьбу трахнуть меня ещё раз. Скорее потому, что мне нужно было научиться быть в порядке одной. Мне нужно было найти способ существовать в этом доме, не таская за собой свою печаль, как чёртов мёртвый груз. Мне нужно было сделать хотя бы некоторые вещи, которые я делала до смерти Дэвида. Вещи, которые я делала для себя.
Всё, что я делала для себя в эти дни, это колола яд себе в лоб, пила слишком много вина и трахалась со своим соседом.
Поэтому я убрала беспорядок, который мы оставили. Снова постирала. Приняла душ. Сделала из всего этого событие. Пилинг. Лосьоны. Процедура ухода за кожей из десяти шагов. Домашний маникюр. Такая забота о себе, которой в последнее время я не заслуживала по моему мнению.
Лидия была права. Я наказывала себя, потому что это было намного проще, чем пытаться жить собственной жизнью.
Не то чтобы маникюр волшебным образом вылечил моё горе и эмоциональную травму, но, по крайней мере, мои руки выглядели красиво.
Я порылась в шкафу, пытаясь найти идеальный наряд. Какой был бы идеальным, чтобы соблазнить горячего бывшего байкера-преступника, с которым вы спали месяцами, но который разорвал все связи?
— Может быть, Александр Ванг? — пробормотала я про себя.
Дело было не только в том, что я надевала новый наряд. Нет, я словно влезала в новую кожу. Поэтому выбрала простое обтягивающее чёрное платье-футболку. Зашнуровала чёрные сапоги, каблук которых был достаточно высоким, чтобы убить человека.
Я собрала волосы в небрежный пучок, который выглядел непринуждённо и шикарно, но на самом деле занял около двадцати минут возни и совершенствования.
То же самое и с макияжем. Цель состояла в том, чтобы выглядеть «естественно», идеально, со свежим лицом, «она, должно быть, заключила сделку с дьяволом» — вот так естественно.
Конечно, весь прошедший год я пользовалась косметикой по необходимости. Чтобы скрыть тёмные круги, чтобы между миром и мной был ещё один слой. Но я никогда не делала мейк из-за желания выглядеть определённым образом. Выглядеть привлекательно для мужчины.
Дэвид предпочитал меня без макияжа.
— Моя любимая версия тебя — когда ты только-только просыпаешься, — сказал он однажды. — Прежде чем ты по-настоящему встретишь день, смоешь свой сон, наденешь что-нибудь. Мне нравишься ты естественная.
Это должно было восприниматься невероятно романтично, верно? Мой муж считал, что я красивее без макияжа. Но это было не так. По крайней мере, не для меня. Я даже немного обиделась на него, хотя это и не имело смысла. Как будто он пытался сказать, что есть определённый вариант того, как я выгляжу, который он любит, и я должна отказаться от вещей, помогающих мне чувствовать себя хорошо иначе.
Конечно, он не имел в виду ничего такого.
Тем не менее, меня это раздражало.
Зик не делал много комментариев по поводу моей внешности. Он ясно дал понять, что находит всё более чем приятным, но в основном мы общались, когда ночь окутывала нас, скрывая те части, которые мы не могли спрятать при дневном свете.
Я никогда не беспокоилась о своей внешности, не считая необходимости убедиться, что моя кожа выбрита, увлажнена, и от меня приятно пахнет.
Звонок в дверь прозвучал, когда я надевала золотые серьги-кольца.
Моё внимание привлекла искорка в зеркале, к которой я привыкла за эти годы. Я бросила взгляд вниз, на левую руку, на большой камень на моём пальце. Дэвид сделал предложение с помощью Ring Pop (прим. пер.: леденец в форме драгоценного камня на пластиковой основе в виде кольца), когда я узнала, что беременна, а затем он обновил кольцо. И спустя время снова обновил. С годами стало своего рода традицией дарить мне что-то большее, более яркое.
Я приходила в восторг от увеличения каратов, хотя нельзя так думать, а тем более говорить такие вещи. Это не должно было иметь значения: какой-то отполированный кристалл по завышенной цене, который ничего бы не стоил, если брак был таким же холодным, как и сам драгоценный камень. Но для меня в этом был смысл, в самой возможности смотреть на кольцо в течение всего дня. В этом было нечто всеобъемлющее и поразительное. И нечто постоянное.
По крайней мере, я так думала.
В прошлом году не было ни одного момента, когда я рассматривала бы возможность его снять. Я бы не стала отрезать себе палец, не так ли? Даже когда у нас с Зиком завертелось, кольцо оставалось на моём пальце.
Но теперь, когда я одевалась для другого мужчины, наносила макияж для другого, должна ли я была всё ещё носить это кольцо?
В дверь снова позвонили.
Я вздохнула и спустилась вниз, по-прежнему с кольцом на пальце. Я открыла дверь, но не была готова увидеть человека, который за ней стоял.
— Мартин, — просто сказала я, не пытаясь скрыть своего разочарования.
Я не ожидала, что Зик позвонит в дверь. Совсем не в его стиле. В его было бы появиться из теней в моём шкафу, как какому-то демону.
Я подумала, что это могла быть моя свекровь после нашей конфронтации. Я и не предполагала, что настанет день, когда я предпочту её на пороге своего дома, а не эту змею в сшитом на заказ костюме.
— Что ты здесь делаешь? — спросила я, стараясь выразить своё презрение.
Моё тело напряглось так, что я не могла этого объяснить, как будто я ожидала, что он ударит. Моя хватка за дверь граничила с болью, и я оглядела окрестности в поисках признаков жизни.
Все те разы, когда я желала, чтоб жители этой улицы закрылись по домам, стирая бельё, трахаясь со своими мужьями — или чистильщиками бассейнов — или ходили на массаж, они делали вид, что поливают свой сад. Получают почту. Что бы ни принесло им место в первом ряду за просмотром нашего с Дэвидом спора. Меня, одетую в купальник. Нас, застуканных, когда мы занимались сексом у бассейна. Или, когда у меня начались месячные по дороге домой в белых брюках.