— Конечно, я не забыла, — солгала я.
Черт бы побрал эти родительские собрания с участием учителей. Я чертовски ненавидела их. Обычно их посещал Дэвид. Он был счастлив пойти и пообщаться с выпускниками Блэк Маунтин, пройтись по коридорам, погрузиться в ностальгию.
Как всегда, мой сын почувствовал мое беспокойство. Что-то промелькнуло в его глазах. Он взглянул в сторону здания, где толпились ученики в аккуратно отглаженной форме и с дизайнерскими школьными сумками.
— Мама, тебе не обязательно приходить.
Я перевела взгляд на своего мальчика. На своего сильного, чуткого, прекрасного сына. Он смотрел на меня с нежностью, любовью и со слишком большой мудростью в глазах для парня его возраста.
— Конечно, я должна пойти, — сказала я, придавая силу своему голосу. — Мне нужно знать, каких учителей придется подкупить, чтобы ты поступил в колледж, — подмигнула я.
— Ты можешь сэкономить на взятках, чтобы оплатить частную охрану, которую тебе придется нанять, как только бабушка узнает, что я не собираюсь поступать в колледж, — ответил Райдер.
Я улыбнулась, представив себе, как она будет недовольна, узнав, что ее гениальный внук через год не пойдет учиться в университет Лиги Плюща.
Через год.
Через год мой прекрасный сын станет достаточно взрослым, чтобы записаться в армию — вряд ли, ведь он был пацифистом и свободолюбивым — и голосовать, чему он был несказанно рад. Уже сейчас он был политическим активистом, и я стояла рядом с ним на многих парадах и акциях протеста.
Через год он бросит меня. Ну, не бросит, если решит, что еще мне нужен. А мне он был ох как нужен. Но быть матерью — это не эгоистично держаться за своих детей, не позволяя им увидеть мир и реализовать свой потенциал.
— Я разберусь с твоей бабушкой. Не волнуйся, — сказала я ему.
Мы с Дэвидом просто игнорировали его мать, когда она рассказывала о своих отношениях с деканом Йельского университета или с приемным советом Принстона. Я — потому что не хотела вести разговор на эту тему, когда могла вместо этого пить мартини, а Дэвид — потому что все еще надеялся, что нежелание Райдера поступать в колледж было «непростым периодом». В тот раз он впервые употребил это слово по отношению к нашему сыну. Дэвид доверял суждениям Райдера и его уверенности в себе, когда сын открылся нам в четырнадцать лет, и стоял рядом с нами на каждом марше. Но история с колледжем была чем-то укоренившимся в голубой крови Дэвида, и ему было трудно от этого отказаться.
И вот теперь, когда Дэвид умер прежде, чем успел сказать своей матери, что Райдер не поступит в колледж, мне придется выполнить это «восхитительное» задание самой.
— Просто чтобы ты знала — тебе запрещено физически нападать на шестидесятилетнюю женщину, — сказал Райдер, забирая свой рюкзак. Тоже дизайнерский, потому что я любила дизайнерские вещи.
Я вздохнула.
— Я бы никогда этого не сделала, — сказала я с притворной невинностью.
Он ухмыльнулся своей отцовской улыбкой, которая резанула меня по сердцу, и наклонился, чтобы поцеловать меня в щеку.
— Увидимся позже. Люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю, — ответила я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно.
Пытаясь сохранить стабильность в своей жизни.
***
— Хочешь, я пойду с тобой? — спросила моя сестра Алексис, прислонившись к дверному косяку гардеробной, наблюдая за тем, как я заканчиваю наносить макияж.
Сама гардеробная была просто мечтой — больше, чем большинство ванных комнат, и была сделана по моему индивидуальному заказу на мой тридцатый день рождения. Стены полностью белые, одна из них была отведена под полки с сумочками. Еще одна стена предназначалась для полок с обувью. В остров посередине были встроены выдвижные ящики для украшений, дизайнерских солнцезащитных очков и шарфов. В углу стояло мягкое кресло и туалетный столик с зеркалом в золотой оправе и мраморной поверхностью, уставленной дорогой косметикой, духами и лосьонами, которых хватило бы на залог за приличный автомобиль.
Вещи, о которых когда-то тринадцатилетняя я, родившаяся в семье простых рабочих, могла только мечтать. Вещи, которые я думала принесут мне счастье. Но счастье приносили не красивые вещи. Отсутствие единственного неотъемлемого человека в моей жизни сделало счастье невозможным.
До того, как Дэвид умер, я обманывала себя, думая, что красивые вещи могут сделать жизнь красивой. Что тщательно созданный Instagram что-то значит. Что сияющая белозубая улыбка откроет все двери. Я была очень хороша во всем этом, обставляя свою жизнь так, чтобы она выглядела безупречной для всех, даже для меня, до тех пор, пока не пригляделась достаточно внимательно и не увидела трещины.
Сейчас же в моей жизни не осталось ничего, кроме трещин и фрагментов прекрасной лжи.
— Нет, — ответила я, подаваясь вперед к зеркалу, чтобы подкрасить губы.
Розовато-лиловый нюд. Идеальный оттенок для моих губ с инъекциями филлеров. Я подкрасила их только вчера, в первую годовщину смерти Дэвида. Вчера закончился мой дедлайн. Я дала себе ровно год на то, чтобы разваливаться на части, не мыть голову в течение двух недель, грубить соседям, не открывать дверь, когда приходила моя свекровь и отгородиться от мира, где не было моих сыновей и моей сестры. Той, что приехала два дня назад, чтобы не оставлять меня в одиночестве в этот знаменательный день.
Алексис ничего не сказала о резкой перемене в моей внешности, не прокомментировала мой разглаженный ботоксом лоб и распухшие губы. Это было не в ее стиле. Она приготовила моим мальчикам ужин — какую-то полезную дрянь, ставшую шоком для наших организмов, но вкусную, наверное, я не знала, потому что не пробовала.
Прошел год, и я вернулась к своей диете, суть которой заключалась в том, чтобы есть как можно меньше еды. Подобные диеты вредили здоровью, и я бы не сидела на ней, будь у нас дочка, потому что ни за что не стала показывать подобные нездоровые отношения с едой и телом девочке-подростку, у которой итак хватало бы поводов для переживаний.
Как бы то ни было, у меня было два сына, которые ели так, словно еда вот-вот должна была выйти из моды, вообще не заморачиваясь тонким балансом между питанием и перекосом весов, из-за которого ты не можешь влезть в свои узкие джинсы.
Черт, я была рада, что у нас с Дэвидом не родилась дочка.
Побрызгав на себя «Шанель», я снова взглянула на Алексис.
— Как бы мне ни хотелось, чтобы ты пошла вместо меня и притворилась мамой Райдера, думаю, мне будет полезно снова вернуться к прежнему образу жизни.
Я влезла в пару мюлей от Джимми Чу на шпильках, не совсем подходивших для похода на родительское собрание. Большинство «крутых мамочек», одной из которых я когда-то была, носили безумно дорогие кроссовки или мокасины от Гуччи. Но я решила, что мне необходимы каблуки. Они должны были стать моим новым фирменным знаком. Что-то необычное, непрактичное, а главное — болезненное.
Наряд я выбрала полностью белый — открытый бунт против мнения, что я должна носить черное до конца своих дней, несмотря на свои желания. Белые брюки, сшитые на заказ, заправленная в них шелковая майка. На шее висел бриллиантовый чокер, кричащий о богатстве и опять же неуместный на родительском собрании. Но я отправляла своего младшего сына в школу в смокинге, так что все нормально.
— Ты — хорошая мать, — сказала Алексис в ответ на то, что я оставила недосказанным.
Что я подвела своих мальчиков за прошедший год так, как уже не исправить.
Я схватила сумочку — бежевую сумку от Шанель, «подарок» от Дэвида, когда родился Джекс — а затем посмотрела на сестру.
— Тебе не обязательно лгать мне, детка. Я знаю, каким была родителем. Если бы не ты, мои дети питались бы куриными наггетсами и любым другим фастфудом, что я заказывала.
Не глядя на нее, я сунула помаду в сумочку.
— Не говоря уже о том, что я ни разу не упоминала слово «домашнее задание» ни при ком из них с тех пор, как все произошло. Насколько знаю, они могли бы завалить учебу. Я не открываю почту, просто выбрасываю ее. Единственная причина, по которой мы оплачиваем счета — это то, что Дэвид ежемесячно переводил деньги на прямые депозиты. Если бы не это, нам бы давно отключили воду и электричество.