Я не стала смотреть в окно.
— О, да. Хендерсоны съехали. Он изменил ей с парнем, что следил за их бассейном или что-то в этом роде. — Я безразлично махнула рукой.
Обычно я постаралась бы узнать все подробности скандала, вплоть до имени, возраста и физической подготовки того парня, о котором шла речь. Как бы то ни было, я потеряла связь с логовом гадюк, притворяющимися моими подругами. Похоже им надоела вся эта история с «несчастной вдовой» уже через месяц после похорон Дэвида. Я не осуждала их, они были такими, какими были, и, скорее всего, я бы попыталась их отравить, если бы они продолжали приходить с фальшивым сочувствием и вином.
Моя сестра и мои мальчики — это все, что мне было нужно. И моя лучшая подруга Лидия. Она провела месяц, засыпая со мной в одной постели, когда все случилось. Месяц был долгим сроком для Лидии. Она была свободолюбивым фотографом-путешественником, которая жила той сказочной жизнью, какой могла бы жить я, если бы не залетела и не вышла замуж.
Не то чтобы я завидовала.
По крайней мере, не так уж сильно.
Она звонила каждый день, обещала, что бросит все и приедет в Штаты, если мне понадобится. Лидия не давала пустых обещаний, но я бы никогда не заставила ее их выполнить. Она являлась одним из самых талантливых фотографов, которых я когда-либо встречала, и была ослепительно счастлива, когда запечатлевала на своих снимках мир. Когда она этого не делала, в ней пропадал свет. Я не собиралась отвечать за то, что моя единственная подруга в мире — та, которая не обязана была быть моей подругой, потому что являлась моей родственницей — лишилась своего любимого дела. Может, я и была эгоистичной и хандрящей, но не настолько плохой.
— Он сексуальный, — сказала Алексис, растягивая это слово, как какая-нибудь девочка-подросток.
Черт возьми, как же я рада, что у меня нет дочери. Алексис все еще смотрела в окно, а я все еще пыталась проснуться и вспомнить, что должна сделать в течение дня.
Отвезти мальчиков в школу. Вернуться домой. Поплакать в ванне. Оплатить счета. Попытаться понять, как жить дальше, как зарабатывать деньги, быть продуктивным членом общества, а не погрязшей в горе сукой. Забрать мальчиков со школы. Отвезти их на любую спортивную тренировку, которая проводилась сегодня. Приготовить, возможно, посредственный ужин, или надеяться, что Алексис его приготовит. Уложить своего младшего сына спать. Подождать, пока старший скроется из виду, и выпить достаточно вина, чтобы впасть в беспамятство на пару часов. Насыщенный график, где нет места на подглядывание за новым соседом, которого я не стану приветствовать свежеиспеченным печеньем. Множество скучающих домохозяек с удовольствием сделают эту работу за меня.
— И у него есть дочь, — продолжила Алексис. — Она милая. — Пауза. — И я больше никого не вижу, ни жены, ни мужа... У меня отличный гей-радар, и вид этого мужчины буквально кричит о том, что он гетеросексуальный «плохой парень» с большим членом.
Я вскинула бровь, глядя на Алексис. Да, может, она и занималась спортом, пила полезные смузи и была маленькой причудой природы, но сквернословила словно старый моряк.
— Ну, тогда полный вперед, — сказала я ей, махнув рукой. — Беги туда рысцой и покрути своей дерзкой маленькой попкой у него перед носом. Возможно, ты даже захочешь стать мачехой девочке-подростку. — Я отхлебнула кофе. — Но поверь мне, ни один член этого не стоит.
Алексис наконец повернулась, что было хорошо. Мне не хотелось, чтобы этот новый сосед увидел, как она таращится на него, и пришел к каким-либо выводам.
— Нет уж, — сказала она. — У меня есть парень.
Я с трудом удержалась от того, чтобы не закатить глаза. Хм, ее парень. В вычурном костюме, с огромным количеством геля на волосах и палкой в заднице. Он совсем не подходил Алексис, но она, конечно, этого не замечала. Или не хотела замечать. Этот парень был частью ее пятилетнего плана. Хорошо воспитанный, со стабильной работой и приемлемым количеством сперматозоидов. Да, она проверила это перед тем, как связать себя с ним обязательствами. Романтика и страсть не шли ни в какое сравнение с финансовой безопасностью и продолжением рода. Да, одну из нас точно подменили при рождении. Но, несмотря на то что совсем не понимала ее, я любила свою сестру.
— Я видела, как ты закатила глаза, — сказала Алексис, отводя взгляд от окна.
— Я не закатывала глаза.
— У тебя, как всегда, на все свое мнение.
Я нахмурилась.
— Ты не можешь знать, что в моей голове.
Если бы она могла заглянуть в мою голову, то давным-давно отправила бы меня в психиатрическую больницу.
Алексис вздохнула.
— Я знаю тебя, Бридж. И также знаю, что этот парень — именно то, что тебе нужно.
Я отвернулась от нее, чтобы налить еще кофе и приготовить мальчикам завтрак. Я планировала превратиться в Джун Кливер вместо этого... кем бы я ни была в последнее время, но утро ускользнуло от меня, так что вместо запланированных блинчиков моих сыновей будут ждать хлопья.
— Мужчина — это последнее, что мне нужно, — сказала я, ставя тарелки на стойку.
— Тебе нужно вернуться в строй, — возразила Алексис.
Я повернулась к ней.
— Куда вернуться? В неглубокий бассейн, доступный для овдовевших матерей двоих детей?
Она нахмурилась, глядя на меня.
— Ты — находка для мужчин.
Я усмехнулась.
— Да, помимо вышеупомянутого вдовства и детей, мне больше нечего добавить, кроме того, что я несостоявшаяся мамочка-блогер и посредственный повар.
— Ты на стадии перехода, — ответила Алексис, не вступая со мной в спор по поводу «посредственного повара».
Моя сестра была кем угодно, но точно не лгуньей.
— Перехода, — повторила я. — Да, хороший способ выразить мою теперешнюю жизнь.
Блог умирал медленной смертью. Медленной, потому что распространились новости о моей трагической потере, и, само собой разумеется, что незнакомые люди в социальных сетях выразили мне свою поддержку. Так мило с их стороны. Но у социальных сетей был свой ресурс внимания. У горя есть временные рамки. Я должна была вернуться после своей потери с позитивным, вдохновляющим настроем. Должна была накрасить ресницы, попозировать для фото и написать какую-нибудь вдохновляющую речь о том, что Дэвид хотел бы, чтобы я продолжала жить. Или какую-нибудь духовную чушь. Я должна была монетизировать свое горе.
Конечно, я этого не сделала. Я была слишком занята душевным срывом.
Мы все еще находились в более чем удобном положении. Дэвид был партнером в юридической фирме, зарабатывал большие деньги, умел экономить и инвестировать. У него также был трастовый фонд, за которым, как была уверена его мать, я охотилась, когда мы только начали встречаться. Она хотела, чтобы мы заключили брачный контракт, и я с удовольствием подписала бы его, показав ей средний палец, но Дэвид отказался. Он регулярно противостоял своей матери, опровергая стереотип «богатенький сын, воспитанный матерью-чудовищем, и подчинявшийся всем ее требованиям».
Так что со счетами, оплатой учебы мальчиков, их средствами на колледж у нас все было в порядке. Мне не нужно было работать, если я не хотела. А я действительно не хотела. Мне хотелось свернуться калачиком в своей постели и спать до конца своих дней. Хотелось сойти с ума, потому что безумие приносило определенный комфорт. Тебя не мучили проблемы реальности. Но существовало две категории людей, которые не могли сойти с ума. Бедные люди — потому что им нужны были деньги на роскошь безумия, — и матери. Матери-одиночки не могли позволить себе такой роскоши. Бросить двух мальчиков, которых любила больше жизни — не то, что бы я сделала, какой бы хреновой матерью ни была.
Так что мне предстояло придумать, как, черт возьми, жить дальше. Я ни за что не смогла бы позировать для фотографий в Instagram и размещать ссылки на «мастхэвы» с распродажи в Nordstrom. Мне придется переключиться на что-то другое.
— Бриджит?
Я дернулась, расплескав молоко, которое наливала в хлопья Райдера. Алексис смотрела на меня с легкой тревогой, постоянно плескавшейся в ее глазах в первые месяцы после смерти Дэвида. Тревогой, которая сейчас появлялась в ее глазах намного реже.