Вчера перед сном подошел Митька, шлепая босыми ногами по полу (принципиально не надевает дома тапки, хочет, по методу Иванова, быть ближе к земле):
- Пап, можно тет-а-тет поговорить?
- Тет-а-тет? Давай. - Алексей Александрович прошел в его комнату, сел на стул. Как бы новыми глазами огляделся, увидел на стене плакат с белой смеющейся лайкой (кажется, тут прежде висел тигр? Мальчик тоскует по Тарзану?), на столике - тяжелый альбом для марок... Приподнял обложку белые яхты, золотистые корабли... Уж не собирается ли сам, как Одиссей, отправиться в странствия?
Митя опустился, как любят подростки, на пол. Было видно, что волнуется (на одной щеке бледное пятно, на другой - красное) и хочет спросить о чем-то важном. Неужто снова про обвинение в шпионаже?
- Пап, ты гений? Только честно.
- Нет.
- Почему?
- Потому что несамостоятельный. Но я... способный. А ты? Ты уверен в себе?
Митя не знал, видимо, как ответить. Лгать не хотелось. Однако и признаваться в слабостях... Он поджал ноги и устроился, как йог.
- Ты должен верить в себя.
- Почему?
- Потому что мутация. Мутация для спасения нашего этноса. Видишь ли, элиту революция уничтожила, в ледяные болота загнала, мы - внуки и дети слабых. Нет, среди них тоже были яркие, но они, как трава из-под бетонной плиты, выглядывали... О, если б свобода!.. Так вот - нам она досталась, когда мы уже сформировались, а вы ею дышите с рождения. Будь уверенней! Это твое время! Твоя земля! И ты обязан стать... очень талантливым. Иначе здесь будут царствовать китайцы, корейцы, индусы... не важно кто.
Сын долго молчал, потом кивнул.
- Об этом я могу говорить своей... своей подруге?
- Конечно. Если любишь ее.
- Я ее давно люблю! - с вызовом ответил подросток. И правый кулак сжал, как это делал иногда отец.
Алексей Александрович притянул сына к себе. Только как же совместить со всем этим собственное желание уехать прочь из этой страны? А никак! Можно работать во славу Отчизны и за ее рубежами!
- Ты о чем думаешь? - шепнула Муравьева. - Отпусти нос. Где твоя мадам?
Он, разумеется, пригласил Брониславу на банкет, причем она запрыгала, как дитя, словно боялась, что не пригласит. "Конечно, прибегу. Сразу после работы". Но что-то не видать жены. Стесняется, наверно. Знает, как многие еще недавно судили о ней: халда... не чета...
Однако во многом ли она виновата? Когда юный Алексей пришел к ней в общежитие, там вместе с Броней веселились тертые девки-пятикурсницы. Бронька, может быть, подыгрывала им, изображая роковую женщину... Зло ведь идет по цепочке. Но теперь-то она другая?..
- Айн момент! Уно моменто! - веселясь, бормотал Белендеев, шатаясь меж столами.
Сегодня он был чрезвычайно наряден: перстни и запонки сверкали на нем, как елочные игрушки, курчавые волосы прилизаны, насколько сие возможно, он улыбается направо-налево. Грянул час его торжества - наверняка человек пять-шесть уговорил уехать.
- Их бин хойте орднер, - добавил он подзабытую школьную фразу на немецком и даже подпрыгнул. - Руиг! - Приглашенная толпа наконец затихла. Друзья мои, - начал Белендеев ласковым, женственным голосом, сияя огромными очками и улыбаясь всем и вся, - современные идеи глобализма привели к тому, что нынче практически нет границ. Мы живем на одной земле, стоим, как в сказке Ежова, на одном ките... Или киту, как правильно? Только одни ближе к глазу, вторые - к плавнику...
- Вы, конечно, плавник! - насмешливо бросил Марданов.
- Может быть! - не обиделся Мишка-Солнце. - А вот Россия - глаз и сердце мира, наши - ваши - наши же! - ученые видят дальше всех, хотя икоркой кормят других... - Он запнулся. Он, конечно, этот экспромт с китом приготовил еще днем, но что-то вдруг разладилось в красивой речи. - Э, да что там! Кто знает меня, тот знает! Анна Константиновна, например. Из молодых да гениальных - Алексей Александрович... Да и вы, Вадим Владимирович, что нам делить?.. Я вас уважаю....
- Я тоже, проклятье, - пробурчал польщенный Марданов, наливая себе водки. - Давайте за Россию нашу многострадальную и выпьем.
Алексей Александрович не пил вина давно. И от одного бокала шампанского опьянел, как в юные годы. И вдруг услышал сам себя: оказывается, что-то говорит окружившим его милым людям - Кунцеву и Нехаеву, Муравьевой и Белендееву. Здесь же рядом стояла, кивая и почему-то конфузясь, с яблоком в руке его адвокат Елена Викторовна. Ага, ее Белендеев фамильярно обнял.
- Я не ценил вас, мои друзья, - бормотал Алексей Александрович. - То есть ценил, но...
- Мало! - не преминул сострить Мишка-Солнце.
- Нет... то есть да... но был слишком закрыт...
- Как СССР, - снова встрял счастливый Мишка-Солнце.
- Однако нам нельзя, как на Западе, мы сами по себе, во всяком случае - наше поколение... Понимаете, с одной стороны, мы вечный коллектив... так рыбки ходят в океане ромбом или кругом. Но с другой - каждый Ваня на печи... и никакими деньгами его философию... тем более с такой бесцеремонностью, как на Западе...
- Ты что-то не то говоришь! - остановил его Белендеев. - Господа! Объявляю танцы! Оркестр! - И на оркестровой площадке появились музыканты замерцал клавишами аккордеон, жидким золотом блеснул саксофон, встал стоймя контрабас, запрыгал чертиком скрипач Сашка. - Наши любимые мелодии!
И погас свет, и грянул рок-н-ролл. Молодежь напряглась, но танцевать этот старый танец не умела. А старикам он был уже не под силу. Но Белендеев заказал его, видимо, чтобы показать свою неувядаемую энергию. Вытянул за руку в центр адвоката Елену Викторовну, и они стали очень даже лихо выкомаривать всякие броски и вращения под нарастающие аплодисменты собравшихся. И вдруг Алексей Александрович понял, что завидует Белендееву, его раскованности, энергии... А ведь Мишка-Солнце старше его раза в два... Надо, надо заняться собой.
- Можно? - Перед ним давно уже стояла Шура Попова. Смутившись, Алексей Александрович вскочил из-за стола и, естественно, коленом задел его край, отчего стоявшая посередине бутылка шампанского подпрыгнула, соскочила на пол и разбилась.