— Мы это уже обсуждали, хотя и в других терминах. Единственное вмешательство, которое я могу себе позволить, — забрать с собой ребёнка. И то только потому, что ребёнок. Она ещё может переродиться. И жить в других измерениях и временах. С тобой такого бы не вышло. Хотя я и подумывал об этом. Но, увы, тебе придётся остаться. В одиночестве. Хотя это-то как раз твоё.
— Тут ты прав, — вынужден был признать я: — Мне легче в одиночестве. И не жалко, случись что. Всё равно помирать, не сейчас, так завтра.
Голова у меня гудела. И от необходимости осмысления предложения пассажира. И после всех моих приключений. А пуще всего после двух ходок вниз-вверх, да ещё с канистрами и связкой гранат. Независимо от того, соглашусь ли я отправить Полли с чужестранцем, его самого стоило подготовить к эвакуации. Принудительной. Путём высвобождения энергии взрыва. Которой должно было хватить, чтобы вытолкнуть его с бокового пути на главный. И вот это-то меня и пугало.
Если пассажир и выживет после такого толчка, то что будет с девочкой? Она-то в человеческом облике, в отличие от моего постояльца.
— Об этом не переживай, — вновь пробрался в мои мысли пассажир ещё до того, как я их сформулировал. — Она совершит переход раньше. На это хватит моих сил. Ну, вроде того как откинуть подножку вагона для посадки в неприспособленном месте, без платформы. А дальше уже мы вместе…
— Полли, а ты что скажешь?
— Дядя Миша, я не хочу тебя оставлять… Мне страшно…
— Вот, — обернувшись в угол, где пассажир транслировал нам с Полли картинки уходящих вояк, обратился я уже к нему. — Ты понимаешь, девочка там будет совсем одна?
— Меня подобрали на обочине моего мира в ещё более детском возрасте. И вот уже целую вечность я не жалуюсь. По вашим меркам вечность, — уточнил пассажир. — Хотя прошло всего ничего. Может тыщу лет, может больше… Но оно того стоило.
— Чего — того?
— Чтоб уйти. С таким же странником, как я. Даже без учёта того, что моего мира больше нет. От слова совсем. И меня не было бы. Но я есть. И хочу сделать добро. Как его сделали мне в своё время. Хотя эта категория и не имеет значения в моём мире. И в мирах. Так точнее. Добро, зло… Их там нет.
— Ну, да, помню, у нас тоже как-то говорили про ихтамнетов… а они были…
— У наших миров нет нужды в политическом устройстве, поэтому и в политиках нет надобности. А раз так, то и врать никому не нужно.
— А как же с экспансией? Или вы не растёте вширь? Не прирастаете планетами и галактиками?
— Опять же, в этом нет нужды. Мы везде — и нигде. Да, зависаем иногда в каком-то из миров…
— …Уступая дорогу своим боссам, которые несутся с проблесковыми маячками…
— Опять ты мыслишь категориями… Даже не своего мира — своей страны. Потому как и у вас далеко не везде уступают дорогу правителям. Которых у нас вообще нет. Нечем править. И некем. Мы и есть, и нас нету. Потому что мы в пути. К совершенству. К познанию. Придумай сам определение. И всё будет правильно. Потому что нам не за что цепляться. У нас и нет ничего, и всё есть. Вся вселенная наша.
— И вы ни с кем не воюете за место под солнцем?
— Солнц много, места хватает всем. Это во-первых. А во-вторых, и это главное, мы вне времени, вне планет, вне солнц. Но можем всё это увидеть. И даже где-то остановиться, а не застрять…
— Но здесь ты не хочешь останавливаться, — дождавшись, когда пассажир, сболтнув, похоже, лишку, смолкнет, вставил я. — И помогать не хочешь. Уж не потому ли, что недолго нам осталось?
— Ты даже не представляешь, насколько ты прав, — не стал спорить пассажир. А Полли и подавно в разговор не вмешивалась. Она всегда была не то чтоб скромной и застенчивой в присутствии старших, но чаще — молчаливой, себе на уме. — Хотя и причина в другом.
Угол, в котором я себе мысленно представлял пассажира только потому, что он туда проецировал изображение своего дальновидения, вновь затуманился. Я вновь оказался в деревушке при санатории. Только минут на пять позже того, времени, как уехал оттуда.
У барака, где я положил четверых гвардейцев, людей в чёрном было человек двадцать. Они размахивали руками, что-то выговаривая, одному из них, стоявшему в окружении остальных.
Значит, их там было пятеро. А я не осмотрелся…
Хоть изображение и было без звука, всё было понятно. Пятый, уцелев, вызвал гнев сослуживцев. Но он же и искупил вину. Заложив меня. И это бы ещё ничего. Поди найди меня. Но тут над толпой завис квадрокоптер. Ненадолго завис. А потом понёсся по маршруту, которым я уходил от деревни. И очень быстро выцепил меня на дороге. И летел следом до самого дома…
Выследили…
— Полли… Ты понимаешь, что нам вдвоём не уйти? — повернулся я к девочке.