Ну, во-первых, коней на переправе не меняют, сказано было в самом начале. Потом попытки недовольства этим были жёстко, если не сказать жестоко, подавлены. Во-вторых, выражать недовольство стало некому.
Уж не знаю, вакцина ли тому виной, но народ стал абсолютно равнодушен к происходящему. И к полному поражению в правах, и к маскам с противогазами, и отсутствию еды… А уж о том, что власть давно сменилась, никто, похоже, и не подозревал. С тех пор, как погасли голубые или теперь уже Суперлед экраны телевизоров, о происходящем в мире и в стране можно было только догадываться.
Мелкий снежок проявил рентгеновские снимки убогих дворов, ставших с началом пандемии окраиной: сломанные кости оттаявшего асфальта тротуаров, хрящи протоптанных на газонах тропинок, сухожилия теплотрасс, пробивающихся сквозь подмёрзшую грязь. Поверх вполне себе больничной картинки ветер гонял мусор — пакеты, растащенные воронами из мусорных баков, пластиковые бутылки, начинку подушек дивана, выброшенного за ненадобностью…
Дорогу я не выбирал, шёл напрямик. Хотя прежде не позволял себе такого, даже устав после долгой прогулки, всегда точно вписывался в неудобный рисунок тротуара, со всеми его поворотами там, где можно было идти по прямой. Сейчас было не до того. Кислород заканчивался, слишком долго я провозился в лавке. А снять противогаз, при всей видимой пустоте двора означало нарваться минимум на неприятности. Мало ли кто смотрит в окно. Потом настучит куда надо. А то и вовсе вертухаи могут вынырнуть из подъезда, и тогда неприятности от ускоренного шага покажутся вишенкой на торте. Обмануть систему ещё никому не удавалось. В той же лавке, особо шустрых, отсоединявших кислородный мешок чтобы продлить пребывание вне стен квартиры, на моих глазах однажды очень чётко выкурили, пустив газ. Поэтому я не собирался рисковать. По крайней мере, так глупо.
Лифт ещё работал. По негласной договорённости, его использовали только на подъём, прекрасно понимая, что ремонта уже не будет. Поэтому вниз все ходили пешком. Зато у нас, единственных в доме, лифт поднимал обитателей подъезда до самого верха. Однако не успел я войти в квартиру, как двор наполнился гулом моторов. И усиленный мегафоном голос пророкотал:
— Граждане, внимание. У вас есть тридцать минут, чтобы взять документы, деньги, смену белья и спуститься во двор для дальнейшей посадкой в автобусы. В связи с чрезвычайной ситуацией объявлена всеобщая эвакуация. Квартиры не запирать. Через тридцать минут оставшиеся будут эвакуированы принудительно. Запертые двери подлежат слому. Повторяю…
Я сдёрнул маску противогаза и подошёл к окну. Там как раз начинали кружить в поисках места для проезда и парковки защитного цвета автобусы. Вдоль улицы, учитывая малое число зелёных — не больше десятка, стояли обычные ПАЗы частников и всё, чем был когда-то богат автопарк города. И в центре — БРДМ. Точнее, штабная машина. Но с белым крестом на выкрашенных в алый цвет бронированных дверцах.
Ещё не так давно это была «Росгвардия». Хотя какая из неё гвардия, так, одно название. Но теперь и его не стало. Ныне это подразделения ВОЗ, хотя к здравоохранению и они, и их наниматели имеют мало отношения, если вообще имеют. Разве что крестом, но и он может быть надгробным. Псы-рыцари. Но те были в белых одеждах. И с красным крестом. Эти все в чёрном. И без опознавательных знаков на форме. С опущенными забралами на касках-сферах. И с автоматами. Как-то непохоже было на сердечную заботу о людях — с таким-то числом вояк…
Рано или поздно, это должно было случиться. Эвакуация. С принудительной вакцинацией. Или чем там ещё. Ну или, по крайней мере, с сортировкой на первом этапе на больных и относительно здоровых. Ведь иначе заболевших не выявить. Мало того, что саму эпидемию объявили бессимптомной, так и мутации просто так не видны. Это если бы рога вырастали или лишня пара рук с ногами — другое дело. В лучшем случае мутация видна по алопеции. Или изменению цвета кожных покровов. Но это случается не всегда на лице или руках. А раздевать же на улице никто не станет. Особенно после того, как всем предписали передвигаться только в комплектах противочумной защиты. Или в чём-то близком по уровню изолированности.
Вот и случилось. Хотя я надеялся, что наш посёлок если и станут трогать, то в последнюю очередь. С начала застройки этот дворик, из трёх домов между Чернопрудной и Дядьковской — в память о живших некогда здесь бурлаках, дядьках — считался если не элитным, то милицейским. Хотя изначально идея была хороша — обеспечить жильём служивых МВД, поселилось здесь немало и сторонних граждан, к которым и я примкнул, но гораздо позже. Уже когда коробка здания областного управления внутренних дел, чуть дальше по проспекту, была готова, но так и осталась памятником бесхозяйственности. Или, скорее, казнокрадства. Кого-то, надо полагать, непричастного, как поговаривали, даже посадили, но деньги уже ушли. И здание так и осталось недостроенным. А посёлок стал и вовсе многонациональным и далёким от милицейских, точнее, теперь уже полицейских дел и людей. Но статус-то был! На него я и уповал. Не вышло.