Ты вдруг возникаешь на юго-востоке.Еще не охваченном сизою тьмой,Слегка укоризненный, страшно далекий,Едва уловимый и все-таки мой?
<1936>
110. ИАФЕТИДЫ
Куда отвесть глаза, когда порфир багровыйБежит из недр земли и, забывая стыд,Передо мною мать, отбросив все покровы,Кровоточащею родильницей лежит?
Куда укрыться мне от первозданной бури?Я изъясняться с ней уже давно отвык,Но резкий поворот — и близ ПасанауриСмолкает времени оживший в камне рык.
Еще мгновение — за синею горою,На холмах Грузии он превратится в речь,Он нежную сестру напомнит, Каллирою,Он будет музыкой — всегда гортанной! — течь,
Чтоб, уклоняя взор среди лощины голой,Вплотную подойдя к истокам языка,На тело матери накинул плащ Паоло *И Тициан ** свои халдейские шелка.
* Паоло Яшвили.
** Тициан Табидзе.
<1936>
111. ПИРШЕСТВО НА НАТАХТАРИ
Мы женские рифмы оставим сидеть на двореДо самого утра под выступом черным балкона,Чтоб пойманной рыбою нам не метаться в ведре,Чтоб мы не оглохли от шума, от плеска, от звона.
Они узкогорлы и необычайно стройны,Они, как грузинские женщины, высоколобы.И мы их присутствием издали будем пьяны,Не смея вмешаться в течение шумной хехробы. *
И взором уверенным прадеда или орла,С авчальского гребня слетевшего в сумрак жемчужный,Окинет с балкона ночную трапезу Гоглá, **Слегка насмехаясь над женскою дружбой недружной.
И, в горницу к нам возвратившись, как в лоно стиха,Усевшись за стол, где пируют лишь наши созвучья,Он слово возьмет, чтоб гостям объявить: «Чепуха!Не будет у них ни веселья, ни благополучья!»
Мы квинби *** преломим, как нам заповедал Важа,И, сколько бы кровь ни бурлила, на нас наседая,Мы, выдержкой мужа превыше всего дорожа,Дождемся тебя, соучастница наша седая,
В тумане ты выполнишь сводни двусмысленный труд,Хотя бы окрестные горы краснели заране, —И к нашим губам долгожданные губы прильнут,Едва увлажненные за ночь душистым мухрани. ****
* Хехроба — женское пиршество (у сванов), куда мужчины не допускаются.
** Гоглá — мой друг Георгий Леонидзе (его прадед был «канцлером» при последнем грузинском царе).
*** Квинби — ритуальный хлебец.
**** Мухрани — чудесное мухранское вино, изготовляемое немцами-колонистами близ Натахтари, где в мою честь в октябре был устроен грандиозный банкет (без дам), о котором еще теперь вспоминают мои, видавшие всякие виды, друзья.
112—114. АЛA3АНCKАЯ ДОЛИНА
1
Как продолговатое марани,Полное душистого вина,Распростерлась в голубом туманеТрижды вожделенная страна.
Звонко по камням журчит Иори,Горной песенки неся росток,Но звончей на виноградосбореЗапевает виноградный сок.
Он, как закипающая лава,Выступив из недр невпроворот,От сигнахских склонов до ТелаваИ на юг, до Пойли, потечет.
Он, смотри, уже на поединокВызывает скуку и тоску,Он под смуглой кожей кахетинокРазливается во всю щеку.
А вдали и при незорком взглядеС голых скал ты видишь, как во сне,Груды нежно-розового мцвадиВ разноцветном шелковом руне.
Трижды вожделенная долинаИ на солнцепеке и в тениПиршество готовит для лезгина:Все твое — лишь руку протяни!
2
Меркнет на горах узор фазаний,Родники тревожнее бурлят,И орел с долины АлазаниКличет перепуганных орлят.
Взлет ли то бровей многострадальный,Иль ворота в четырех стенах,Увидав вдали огонь сигнальный,Распахнул для беженцев Сигнах?
Вот они несутся пыльной тучей —Скрип колес, мычанье, женский плач, —А внизу бедою неминучейЧерный набухает Карагач.
«Пусть навек бесславной тенью сгину,Чтоб и не найтись моим следам,Если родину свою лезгинуЯ на растерзание отдам!
Он известен мне не понаслышке,Мы в бою сходились уж не раз,Мы столетьями без передышкиНеделимый делим с ним Кавказ!»
И мечи, пробившись сквозь кольчуги,Орошают кровью горный прах,И бровей окаменевших дугиПодымает в ужасе Сигнах.
3
Посмотри с горы — тебе виднее:Изобилье осенью суля,Тянутся по склонам, зеленея,Некогда кровавые поля.
Все молчит о прошлом, все здесь немо.Разве только трактор ЧТЗ,Напоровшись на обломок шлема,Вдруг напомнит о былой грозе.
Нет нигде следа вражды старинной:Серп, не меч в твоей, Сигнах, руке.Лишь звучит набатом комариныйТонкий писк, едва сойдешь к реке.
Он пока еще играет в пряткиС неизбежною своей судьбой,Смертоносный призрак лихорадки,Кизикийца спутник роковой.
Но, осилив беды не такие,Алазанской вольницы земля,Мирно спит пред боем КизикияУ подножья горного кремля.
<1936>
115. ПЕРЕВАЛ
Как будто захвативши впопыхах,Мы довезли с собою до СурамаМорозный хруст, не тающий упрямоВ серебряных от инея стихах.
А грохотом лавин еще полна,Вдоль полотна шумела Чхеримела,И персиковым цветом неумелоШвырялась в окна буйная весна.
Давно со счета сбившийся апрель,Отбросив прочь кадастр тысячеглавый,Лиловой и сиреневою лавойЗапруживал в горах любую щель.
Осатанев на солнце, каждый кустХоть на лету прильнуть старался к раме,Чтоб растопить рожденный за горамиНе тающий у нас морозный хруст,
Как будто, в самом деле, впопыхахМы только по ошибке захватилиМанглисский ветер, вихри снежной пыли,И так легко менять весь лад в стихах!
1936
116. ТАМАДА
Каждый день клубок Ариадны,Зная свой маршрут назубок,Нас приводит в духан прохладный,В наш излюбленный погребок.
Человек саженного роста,Потерявший имя давно,Посетителям после тостаПодливает опять вино.