- Русские! Вы молодцы, вы никого не слушаете, ни немцев, ни англичан, сами себе все делаете. Вы себя еще покажете, я в это верю...
И из других высказываний было ясно, что ни веймарская Германия, ни англичане в то время не пользовались особой любовью у молодого турецкого офицерства.
Возвращались мы с прощального ужина довольно поздно. С трудом развезли хозяев, ибо не все были способны назвать свой корабль... Подходим, наконец, к нашему крейсеру и видим, что он стоит без огней. Не светятся и каютные иллюминаторы. Что такое? А когда мы подошли к трапу, то на наши головы обрушились водяные струи. Веселое настроение у всех сидевших в катере разом пропало. Старпом Оленин спрашивает:
- Послушай, Пантелеев, что это значит? Неужели командир объявил пожарную тревогу? Неудачное же он выбрал время.
Я промолчал, а младший штурман Ковш сразу возразил:
- Что вы, товарищ старпом, без вас он на это не решится.
Поднялись на палубу. Кругом развернутые пожарные шланги. Краснофлотцы бегают с огнетушителями.
Оказалось, это не учебная тревога, а настоящий пожар в одном из котельных отделений. Сейчас он уже побежден. Сказались распорядительность и энергия старшего вахтенного начальника Н.Г. Кузнецова, оставшегося за старпома, и котельного инженер-механика Н.Л. Лобановского. Ни на берегу, ни на стоявших на рейде турецких кораблях ничего не заметили.
С рассветом мы подкрасили обгоревшую дымовую трубу, и последние следы ночного происшествия навсегда исчезли.
В назначенное время наш отряд снялся с якоря. Корабли заняли свои места в эскорте яхты "Измир". Мы сопровождали ее до Батуми. Там прозвучал последний салют Амануле-хану, съехавшему на берег для дальнейшего следования сухим путем в Афганистан.
Мы все облегченно вздохнули. Парадные походы уже изрядно надоели нам шумихой и пестротой. Снова началась боевая подготовка, ожила кают-компания - этот центр духовной жизни корабля, где собираются в свободную минуту командиры, чтобы отдохнуть в дружеском кругу, обменяться мнениями. Я не помню более дружной и веселой кают-компании, чем на "Червоной Украине". Это сильно помогало сплочению команды крейсера.
Здесь у меня появилось много новых друзей. Со многими из них и сейчас добрые связи. В частности, участвуя в художественной самодеятельности крейсера, я подружился со старшиной турбинистов Евгением Жуковым и политруком Николаем Зубковым. Мы и сейчас встречаемся. Жуков стал вице-адмиралом, а Зубков - капитаном 1 ранга, отличным политработником. Да и почти все мои сослуживцы тех лет выросли, возмужали, стали очень ценными для флота людьми.
Гранит наук
В 1928 году, когда крейсер стал на зимний ремонт, меня перевели в штаб флота. Штабная работа расширяет кругозор командира, это своеобразная академия, только "без отрыва от производства". В составе походного штаба командующего флотом я бывал на больших учениях, посетил многие корабли, проверяя организацию службы и выучку экипажей, знакомился с жизнью торговых портов. Все это обогащает опыт морского офицера.
Однажды после больших маневров меня вызвал комиссар штаба, старый балтийский матрос Акимов, очень тепло относившийся к нам, молодежи.
- Послушай, Пантелеич (так он всегда переиначивал наши фамилии), надо бы тебе подучиться. Как ты на это смотришь?
В те годы кандидатов в академию отбирал Реввоенсовет флота. Отбирал строго: он отвечал за них перед Москвой.
Я, конечно, сказал, что сочту это за большую честь и постараюсь оправдать доверие.
- Так вот, принято решение направить тебя в академию... Смотри, не опозорь нас, черноморцев.
Вместе с балтийцем Тулумбасовым мы первыми выдержали экзамены и были приняты.
На личном опыте я убедился: учиться никогда не поздно. Сам процесс обучения заметно молодит человека. В те годы слушатели Военно-морской академии носили на левом рукаве кителя шитый золотой якорь. Получалось нечто вроде курсанта высшего ранга.
Академия далеко не всех обеспечивала общежитием. Считалось так: если хочешь учиться - сам крышу найдешь.
Рабочий день начинался в 8.45 утра, а кончался в 15.45, и мы расходились по домам, взяв необходимые учебники, благо большинство из них не были секретными. Словом, заниматься разрешалось где угодно, не исключая, конечно, и кабинетов академии. Партийные собрания, как и заседания ученого совета, проводились только после занятий. О проведении собраний в служебное время не могло быть и речи.
К.И. Душенов, будучи начальником академии, сделал доброе дело: слушатели получили один свободный от лекций день в неделю. В этот день слушатели занимались самостоятельно в читальных залах, в любом учебном кабинете, а то и дома. Все были благодарны за это Душенову - старому балтийскому моряку, умному, самобытному человеку. Мы использовали этот "душеновский день" в полную меру на чтение дополнительной литературы, особенно по истории военно-морского искусства. Преподаватели в этот день тоже готовились к лекциям, или занимались научной работой. Но скоро нашлись ярые противники этого якобы чересчур демократического метода. Причиной тому послужили два случая: однажды кто-то увидел слушателя нашего класса в очереди за мясом, в другой раз в полдень "засекли" шинель с якорем на рукаве на дневном киносеансе. Поднялся бум, и "душеновские дни" были отменены.
Через 18 лет мне довелось самому стать начальником академии. И первое, с чего я начал, - ввел дни самоподготовки. Я глубоко верю в их необходимость. Академия должна отличаться от училища в методике преподавания и организации учебного процесса. Основа всего самостоятельная работа при обеспечении слушателей учебным материалом. Должны читаться вводные лекции, а затем проводиться консультации, и вовсе не обязательны лекции по второстепенным вопросам - они только отнимают время у преподавателей и слушателей. А вот на рефераты, двусторонние игры надо времени отводить побольше. Ведь мы имеем дело со старшими офицерами, со второй ступенью их высшего образования.
Когда я учился, в академии преподавали замечательные ученые, заслужившие мировую славу. Я имею в виду А.Н. Крылова, В.А. Унковского, Н.А. Сакеллари, П.Ф. Папковича, А.П. Шершова, А.И. Берга и многих других. Все преподаватели излагали свой предмет блестяще. Я не могу вспомнить ни одного случая, чтобы преподаватель с кафедры монотонно читал по написанному. Мы и представить не могли себе такое... Бывало у нас другое: когда, например, В.А. Белли, читавший оперативное искусство, заканчивал свою последнюю фразу, в аудитории раздавались восторженные аплодисменты, настолько речь В.А. Белли была глубокой, яркой и красочной.
Общую тактику читал С.П. Ставицкий. Я не встречал в жизни человека, более собранного и более экономного в изложении своих мыслей. Из напечатанной лекции С.П. Ставицкого нельзя было вычеркнуть ни одного слова или предлога, как нельзя вычеркнуть ни одной цифры из таблицы умножения. Шутки ради мы пробовали это сделать. Ничего не выходило, сразу искажался смысл. Таким С.П. Ставицкий был и в жизни. Человеком дела. Болтать попусту не любил и не умел.
Мы, ученики В.Е. Егорьева и Е.Е. Шведе, всегда помним их и благодарны за то, что они познакомили нас прежде всего с методикой научной работы. Они не раз говорили, что "Америку открывать" не нужно, это напрасная трата времени, научили нас понимать, что такое "научный аппарат" для работы и как им пользоваться. Так, на лекциях в кабинете по военно-морской географии Е.Е. Шведе всегда не только демонстрировал прекрасные рельефные карты, но и показывал нам множество различных русских и иностранных справочников.
- Сперва надо изучить, что уже известно науке, что уже открыто людьми в этой области, - поучал он, - и только потом пытаться сказать свое слово.
Все слушатели прикреплялись к кафедрам для участия в научно-исследовательской работе. Прекрасный метод приобщения к науке! Многие из нас написали свои первые научные работы в этих кружках при кафедрах.