…Бывший командующий флотом адмирал В. Ф. Трибуц и член Военного совета КБФ вице-адмирал Н. К. Смирнов в своих мемуарах, увидевших свет в последние годы, отзываются о штабе флота как о хорошо
[186]
сколоченном, дружном коллективе. Вероятно, это соответствует действительности, но ведь такая организация сама по себе не приходит. Она была достигнута неутомимой деятельностью штабных командиров, при активном участии партийной организации и комиссара штаба флота Леонида Васильевича Серебрянникова. Он появился в самый напряженный период обороны Таллина. Всегда подтянутый, с твердым, уравновешенным характером, Леонид Васильевич начал не с критики и отрицания всего, что делалось до него, как это нередко бывает, а очень тактично и незаметно вошел в курс нашей жизни, и через несколько дней мне и штабным работникам казалось, что мы вместе с комиссаром служим давным-давно… У него был живой интерес к нашей работе. Он прочитывал все оперативные документы и телеграммы. Иногда Леонид Васильевич просмотрит подготовленную нами бумагу и скажет мне:
— Слушай, прочти, пожалуйста, вот это место, что-то здесь не все ладно… Я перечитывал документ, обнаруживал недоработку и с благодарностью принимал замечание комиссара.
Известно, что всякий вынужденный отход под натиском противника порождает неврозы во всех звеньях руководства, и особенно там, где встречаются люди неуравновешенные, вспыльчивые. Серебрянников в любой обстановке был тверд, хладнокровен и своими спокойными суждениями быстро гасил «вспышки на солнце».
Замечательными качествами обладал наш комиссар штаба. Не случайно через год он получил новое высокое назначение — стал начальником политотдела Ладожской военной флотилии.
[187]
ЛАДОГА
Много внимания нам пришлось уделять Ладоге — Ладожская военная флотилия подчинялась тогда командующему Балтийским флотом. Бои уже шли на берегах озера. Вражеское кольцо вокруг Ленинграда смыкалось, связь со страной поддерживалась в основном только по Ладоге.
Еще летом Балтийский флот послал на Ладогу 6 канонерских лодок, оборудованных из самоходных шаланд, на которых раньше перевозился грунт, поднятый землечерпалками. Эти суда водоизмещением до 1000 тонн и со скоростью хода не более семи узлов были вооружены тремя стомиллиметровыми или двумя стотридцатимиллиметровыми орудиями. Кроме канлодок флот передал на Ладогу сторожевой корабль «Пурга», тральщики, переоборудованные из небольших и не очень-то мореходных буксиров типа «Ижорец», и другие мелкие корабли. Сохранился на озере еще старейший балтийский эсминец «Сибирский стрелок», оставшийся от первой мировой войны, перевооруженный и переименованный теперь в «Конструктор». Своей авиации и зенитных частей флотилия поначалу не имела.
Дел было много. Заново создавалась тыловая база флотилии в Шлиссельбурге, однако она скоро оказалась под ударом. Из матросов в срочном порядке формировалась 4-я бригада морской пехоты, части которой вступили в бой на подступах к Шлиссельбургу.
Северный отряд кораблей флотилии — им командовал капитан 3 ранга Я. Т. Салагин — эвакуировал ленинградских женщин и детей, раненых бойцов, подвозил нашим сражающимся дивизиям боеприпасы и пополнение, поддерживал их своим огнем.
[188]
Салагин — ныне капитан 1 ранга, доктор военно-морских наук как-то рассказывал мне:
— Вы представляете, нам приходилось водить корабли шхерами, между островов, уже занятых противником. Идешь узким проливом — тишина. И вдруг с обеих сторон — бешеный пулеметный и минометный огонь… Куда деваться? Один выход — вперед, полным ходом… Отстреливаемся с обоих бортов. А тут еще авиация. К счастью, немцы бомбили неважно… Наконец, проскочили пролив, спешим к берегу, а там — немецкие танки. Наши артиллеристы вступают с ними в поединок, загоняют в лес. А на мысу уже ждут нас пассажиры. Никаких причалов. Приткнемся к берегу, спускаем трапы и принимаем на борт женщин и детей. И все это на виду у противника. Дорого доставался нам каждый рейс. Но все-таки тысячи людей мы спасли.
В одном из рейсов Салагин и его штурман Попиней были ранены, но оставались на мостике, пока не привели корабли в базу.
Не раз в ту осень ладожцы высаживали десанты в тыл фашистам. Не все они удавались, но держали противника в постоянном напряжении и уже этим сыграли свою роль.
Разгорелись бои за Шлиссельбург. Город обороняли части 1-й стрелковой дивизии НКВД, один батальон 4-й бригады морской пехоты и мелкие подразделения флотилии. Флот поддерживал их огнем кораблей, стоявших на Неве.
6 сентября фашистские бомбы разрушили здание штаба флотилии. Управление кораблями и частями нарушилось. Штаб переправился на правый берег Невы в район маяка Осиновец.
8 сентября наши войска оставили Шлиссельбург. Фашистские войска пытались развить наступление. Остановил их огонь наших кораблей и береговых батарей. На пути врага оказалась и старинная русская крепость Орешек на небольшом острове. На ее башне продолжал развеваться алый флаг. Здесь сражались 350 пехотинцев и моряков. Основной огневой силой крепости была артиллерийская батарея во главе с лейтенантом П. Н. Кочаненковым и политруком А. Г. Морозовым — две 76-миллиметровые пушки и три сорокапятки. Орешек находился в двухстах метрах от врага. Десятки тысяч снарядов и мин обрушили гитлеровцы на героический гарнизон, разруши-
[189]
ли все здания. Но крепость жила и сражалась, сдерживая натиск противника.
Из Смольного все время запрашивали, как дела с подвозом грузов через Ладогу. Запасов муки в городе оставалось на четырнадцать дней, горючего для танков и авиации — на семь дней…
Корабли, преодолев 115-километровый путь по Ладоге, вставали на рейде — причалов не было, груз на берег переправлялся на шлюпках под бомбежками и обстрелом.
Военный совет Ленинградского фронта принял решение о срочном строительстве причалов и железнодорожных веток к ним в бухтах Осиновец и Морье. Сюда срочно перебрасывались строительные части Ленфронта и флота. Наблюдал за ходом работ заместитель командующего Ладожской военной флотилией по перевозкам капитан 1 ранга Н. Ю. Авраамов.
Одновременно прокладывался новый судоходный фарватер от Осиновца на западном берегу до бухты Черная Сатама — на южном. В Черную Сатаму мелководную бухточку раньше никогда не заглядывали крупные суда. Флот прислал на озеро своих гидрографов во главе с капитаном 3 ранга Г. И. Зимой. В течение трех дней лейтенант Е. П. Чуров и его подчиненные сделали промеры, обвеховали фарватер, по которому в Черную Сатаму из Осиновца тральщик «ТЩ-37» привел первую баржу с эвакуированными рабочими Кировского завода. Новая трасса вступила в строй.
В те дни я побывал на озере. Оно гудело, черные тучи неслись низко над водой, весь берег был в пене. Но с рейда Осиновца доносился скрежет работала землечерпалка. Мне сказали, что командует ею старый речник Н. Н. Портнов. Багермейстером у него И. X. Гусев. Они прорывали подходный фарватер к строящимся причалам. Работали в шторм и ветер. В мирное время в такую погоду ни один земснаряд не выходил в озеро.
На берегу распоряжался Николай Юльевич Авраамов. Мы с ним старые знакомые — еще в двадцатых годах вместе служили на Черном море. У него была очень колоритная внешность: лицо обрамляли большие густые бакенбарды, точь-в-точь шкипер из старого морского романа. Николай Юльевич — бывалый моряк, еще в 1912 году окончил морской корпус, много плавал, участвовал в пер-
[190]
вой мировой войне, под Ригой водил в бой роту матросов-разведчиков, был ранен. Вылечился — снова на флот.
В первые же дни революции матросы миноносца «Лейтенант Ильин» избрали его командиром корабля. В советское время он стал преподавателем, на флоте все его знали как автора замечательных учебников по морскому делу. Но началась война, и ученый снова стал боевым командиром. Командовал военной флотилией на Чудском озере. Теперь вот воюет на Ладоге.
Спрашиваю, как дела. Авраамов с досадой махнул рукой.