Гектор зябко повёл плечами. Знобит. Не нужно, чтобы Майкл это заметил:
- Микки, ты уже насмотрелся на звёзды? Давай теперь, переляжем поближе к костру: в него надо дров подбрасывать время от времени, он, кажется, стал затухать. А то ночью может стать холоднее. Эй! Ты там уснул что ли?
Парень ещё не отошёл от путешествия в прошлое и с трудом понимал, о чём говорит дядя, но послушно встал, пошёл за ним и устроился там, где Гектор ему постелил. Тот уселся рядом, закидывая в огонь ветки и впитывая его тепло. Когда удалось унять дрожь, Ладлоу продолжил:
- В Манчестере твой дед не упустил случая поехать железной дорогой до Ливерпуля, исполняя сразу две свои мечты: прокатиться на паровозе и увидеть море, - он не удержался и слегка поддразнил племянника, - Видно любовь к большим объёмам воды ты, Микки, получил по наследству. Но затеряться и осесть в большом портовом городе, как он задумал сначала, не получилось, потому как в первую же неделю пребывания Гейб придумал аферу с продажей участков земли на золотых приисках в Колорадо.
Гектор покачал головой, тепло улыбаясь:
- О! Габриель был прирождённый мошенник: авантюрист, да ещё и чертовски обаятельный! Неунываемый, веселый, дерзкий, но незлобивый - он легко заводил знакомства, обволакивал харизмой и влюблял в себя всех без исключения. К тому же имел незаурядный ум, находчивость и сообразительность, поэтому без труда сбыл за несколько дней добрую сотню липовых бумажек. Причём делал это не ради наживы, деньги-то ещё оставались, а просто от скуки.
Ладлоу замолчал, задумчиво глядя куда-то сквозь огонь, будто видя там Габриеля. Микки вдруг понял, что до смерти хочет снова оказаться в шкуре этого удивительного парня, почувствовать его эмоции, посмотреть его глазами, испытать его приключения. Первый раз был слишком неожиданным, и Мик испугался. Но сейчас он готов. Пряча от дяди флакончик, он сделал ещё один глоток, уже побольше, и откинулся на спину.
Гектор снова ничего не заметил:
- Мне кажется, что Гейб всё в жизни делал от скуки. Нет, он был вообщем-то неплохим человеком: лёгким, незлопамятным и по-своему любил нас. Просто приключения он любил больше, - он поворошил поленья. – Когда у людей всё-таки закрались сомнения: «Почему это какой-то английский юнец, который ещё и не бреется толком, продаёт землю в Колорадо?», то Гейб не стал дожидаться полиции, и, недолго думая, проник тайком на грузовой корабль, следующий в Нью-Йорк. Заметь, не на комфортабельный пароход, а на старое, парусное судно контрабандистов. А надо сказать, они – ребята суровые, за такое и за борт выбросить могли. Но Габриель не без основания считал себя необычайно удачливым и решил: вместо того, чтобы торговать фальшивыми участками на приисках, лучше плыть им навстречу. Ведь золотая лихорадка подкосила его уже давно, да возможности осуществить свои мечты раньше не было…
Голос Гектора стал будто затухать, Микки только собрался попросить дядю говорить погромче и…
…Микки сидел в тёмном, грязном трюме битком набитом нелегалами-ирландцами. Спёртый воздух вонял застарелым потом, мочой, гнилыми овощами, крысиным помётом и страданием. Керосиновая лампа, что оставил у подножья лестницы пьяный матрос, освещала худую спину лежащего старика. Тот свернулся клубком на полу, пытаясь уснуть, но не мог из-за приступа морской болезни. Качка сегодня была жуткая. Рядом плакал ребёнок, а молодая, плохо одетая женщина, уже затасканная жизнью до полного безразличия совала ему в рот немытую, обвислую грудь.
Парень осторожно встал и тихонечко прокрался наверх. Светила полная луна, но её, то и дело скрывали густые тучи, несущиеся вереницей по чёрному небу. Приспущенные паруса трепетали на порывистом ветру, мачты шатались и жалобно поскрипывали, а самые сильные из волн вздымались так высоко, что захлёстывали палубу. Микки-Адам потянул ноздрями солёный, холодный воздух и закрыл глаза, крепко держась за мокрый канат.
Юноше показалось, что ещё никогда в жизни ему не дышалось так легко. Будто годами он жил под спудом, а теперь может, наконец, вдохнуть полной грудью. У него не было больше дома, семьи, друзей, и почти все деньги пришлось отдать за проезд на этом утлом судёнышке, когда его обнаружили. Даже имя и то осталось лишь тенью прошлого, бледным воспоминанием. Будто Адам Спенсер умер. А может он и не жил вовсе? Но Габриель Уолкер… О! Габриель Уолкер, тот – был жив! Жив, свободен и совершенно счастлив…