Невольно я покосился на Поварёнка, который обычно и занимался всем этим. А в придачу ещё и готовил. Когда у нас находилось из чего готовить.
Вдруг сообразив, я снова глянул на пацана и с изумлением спросил:
— А как ты нас нашёл?
— Так я с отцом с семи лет по нашему краю мотаюсь. С ним и дядькой Макелом. Чего ж я, не соображу, куда вы двинули, да не сумею выспросить, куда пошли? Вы очень приметный идар, господин, пусть даже и сменили одеяние и герб, я всё равно вас нашёл.
Я было кивнул, проведя рукой по волосам, но следом в голове возник ещё более серьёзный вопрос:
— А как ты нас догнал?
Пацан выпрямился, пожал плечами:
— Тяжело было, господин. Да только, раз уж я здесь, то справился. Повезло правда, что вы с того большого лагеря на север двинулись, да ещё и таким крюком.
Кодик хмыкнул. Я удержался. Лишь покачал головой. Ладно я бежал обратно к Глеболу не в полную силу. Но я считал, что за время в Кузне мои люди превратились в отличных младших воинов Дома. И он сумел нас всё же догнать? Поневоле задашься вопросом, а сколько в его жилах ихора? И чьего ихора больше, Амании или Дисокола?
Мой внимательный взгляд пацан выдержал, не опуская взгляда пронзительных голубых глаз.
Кодик негромко вмешался в наши гляделки:
— Господин, ну не гнать же его? Тем более сейчас?
Вздохнув, я решительно махнул рукой:
— Вперёд. Наглый проверяет левые дома, Ловкач правые. Ищем живых и следы схватки.
Под моим взглядом Поварёнок стушевался, сбился с шага и отстал. Ничего, сообразительный. Понял, чего я от него хочу, принялся то и дело оглядываться, проверяя дорогу позади нас. Голубоглазый молча пристроился рядом с ним.
За забором, мимо которого мы проходили, протяжно, с мукой замычала корова:
Кодик скривился:
— Эк она разрывается, бедолага. Будь здесь кто из мужиков, не иначе плакать бы стали.
Помедлив, я спросил:
— Может выпустить, как в прошлый раз?
— Так не поможет. Человеческая же скотинка, молоко распёрло вымя, — вздохнув, Кодик добавил. — Сдохнет без человека. Не будем же мы выдаивать их всех?
Наглый впереди снова заорал:
— Эй! Есть кто живой? Выходи, свои, Скеро!
Ему никто не ответил.
Мы прошли уже две трети деревни, а я с тоской подумывал, что реольцев нет и здесь. А значит, мне либо придётся отворачиваться, когда Наглый снова двинется по дворам, либо засунуть свою гордость подальше и разрешить им набрать себе еды, вещей, да поискать денег. И не отворачиваться, когда солдаты Малого дома Денудо воруют на чужих землях, а принять, что это будет мой приказ.
Дома впереди расступились, образуя площадь. И Ловкач, молчавший до этого, надрываясь, заорал:
— Господин! Господин!
Я толкнул жар души, шагнул вперёд, вбивая сапоги в пыль Шагами северной тропы. Мне понадобилось сделать три шага впустую, прежде чем ихор воспламенился, переплавляясь в результат и заставляя воздух расступиться с моего пути.
Несколько мгновений и я рядом с Тощим, который замер с натянутым луком.
Дальше.
Ловкач. Он при виде меня молча ткнул направо. Там в пыли деревенской площади темнели тела.
Мы все уже видели такие. После ночного нападения на лагерь короля. Ну и наш.
Семь тел, в которых не осталось крови. В груди каждого дыра-рана. Им пробили рёбра, разворотив грудь, разорвали сердца и поглотили всю кровь до капли.
Одному из мужиков, крепко сбитому крепышу, не помог даже доспех. Стальную чешую порвали как бумагу и вбили в тело.
Я спрятал меч в ножны, махнул Наглому:
— Вот тебе доспех.
Он сглотнул, неуверенно забормотал:
— Эт чего? Вот с него снимать? С мёртвого-то?
Кодик буркнул:
— Чем недоволен? Запаха нет. Тело вон, даже собаки жрать не стали, оно будто высохло.
Поварёнок, который успел нас догнать, странно пискнул, а затем его вывернуло. А вот Голубоглазый, что прибежал с ним вместе, лишь глубоко дышал и часто-часто сглатывал.
Наглый тоже ещё раз сглотнул, склонился над мертвецом, осторожно потянул с него доспех. Сквозь зубы выругался:
— Что б его, и впрямь как деревяшка, не согнуть, где тут ремни...
Я прошёл вдоль тел, вглядываясь в их лица. Что именно здесь произошло? За что их убили? И почему только их из всей деревни? Неясно.
Поглядывая на Наглого, который сейчас легко бы получил кличку Бледный, я отгонял от себя ещё несколько мыслей. О том, почему мы здесь никого не нашли из живых. Неужто здесь никто из детей не сумел спрятаться?
Вдруг в уже привычное многоголосое мычание вплёлся новый звук. Ржание.
Кодик вскинулся:
— Оп-па! — оглянувшись на меня, спросил. — Господин?