Вышла и пошлёпала к лестнице. Блять! Да она в одном полотенце и с голым торсом. Аж не по себе стало. Ну и вот нахера одно полотенце на жопу, а второе на голову тюрбаном крутить? Я в два тихих прыжка догнал её возле лестничного пролёта.
И пока она не успела опомниться, поставив ей смачный засос на плече, тут же спрыгнул через лестничный пролёт вниз.
Что сейчас будет! Однако... Ни хуя!
— Ой, бля, что за хуйня? — сказала Юлька и хлопнула себя по плечу, — не было же насекомых. Ёбаные бабочки, задолбали!
И опять, шлёпая, попёрлась по лестнице. Жаль темно, а то снизу, наверное, были бы шикарные виды. Я остолбенел! Я ожидал криков, воплей суеты, а тут ничего! Наверное, из-за полотенца на голове не услышала нихрена, а руками я её не трогал, хотя хотелось прихватить за сисяндры. Она даже нихрена не поняла, что произошло, так шлепнула себя по плечу и всё. Обидно даже! То мой мотик сравнивают с Ижаком, то засос с укусом насекомого!
Подождав, пока Юлька ушлёпает, я потихоньку поднялся к себе и загрустил. Надо бы поспать, а неохота. На пляж, что ли сходить, в ночном море искупаться?
Да ну нафиг, завтра, чувствую наныряюсь.
Пожрать что ли? У меня осталось ещё несколько пирогов, да и сэма предостаточно. Начал разбирать привезённые вещи.
О, парикмахерский набор!
— Не тоскуйте, — проорала Юлька и бодрой кобыленцией промчалась мимо моей комнаты. Всё танцульки ей. Пойду-ка я Олеську стричь. Тем более, причёску на Воронцове отработал, мне понравилось.
Я прошёлся по коридору и постучал в дверь к соседкам.
— Кто там?! — испуганно завопили они.
— Милиция, — басом ответил я, — тут в клумбу кто-то насрал, говорят, это были вы!
— Да это не мы! — заорали девки и осторожненько открыли дверь, — увидев меня, сказали как обычно, — ах ты ж сука!
Работал я над головой Олеськи уже пол часа. Сперва заставил помыть голову и начал по мокрому. Потом высушил, и по новой. Она сперва вякнула про открытый затылок, но я её заткнул. Поначалу они даже не думали, что я буду стричь, решили, что выкаблучиваюсь.
Но мой решительный настрой и демонстрация инструментов сломали хлипкое сопротивление. Олеська даже немного успокоилась, а Наташке я пригрозил, если ещё что-то вякнет, начну бздеть не хуже, чем она прошлой ночью.
Натаха мотнула головой с заклеенной лейкопластырем опухшей бровью, которая мешала ей насупиться.
Ну вот, закончил и смахнул волосы на газету. Большая пушистая челка, открытые виски и затылок, аккуратная косичка, более длинная и не такая уёбищная, как у Воронцова. Скорее всего, у Олеськи дальние предки были каким-нибудь азиатами, но именно под высокие скулы и разрез глаз, такая прическа — самое то.
Раньше из-за этой залаченной копны лицо не так хорошо выделялось, а сейчас большие карие глаза с азиатским разрезом, открытая шея и аккуратные маленькие уши делали Олеську весьма и весьма привлекательной. Такими изображали в американских книжках-картинках «амазонок» или как их там. Только на картинках у девок были малюсенькие латы и огромные сиськи.
Помню, загнал я как-то пару таких книжек Женьке Жарикову.
Олеська долго и упорно смотрела на себя в зеркало. Повернётся то одним боком, то вторым.
— Ну? — не выдержал я, — как?
— Выходи за меня! — пизданула Олеська.
Я переглянулся с Натахой, и мы с ней заржали в голос. Олеська радостно начала щипать меня за бока:
— Данила-мастер, бля, яички продает? Колись, где учился?
— Не поверите всё равно, девчата! — я ловко изворачивался, при этом невзначай хватая Олеську то за сиськи, то за жопан.
Натаха присоединилась к общей веселой кутерьме и пыталась стащить с меня шорты. Побесились и хватит. Наташка попросилась тоже на стрижку, но тут надо было думать и подыскивать что-то в журнальчиках, смотреть на пляжах. Она, подумав, с моими выводами согласилась. Решили посидеть на крыше, покурить, поболтать.
— Эх, хорошо! — сказала довольная, как слон, Олеська.
— Ага, винца бы сейчас, — подтвердила Наташка, — да сейчас только в кабаках на пляже взять можно. У частников пойло жуткое да и продают в три дорога.
— А в киосках? Их же в санатории два и один круглосуточный, — напомнил я.
— Да там шмурдяк жуткий, из-под полы. Там только от газировки не отравишься, — протянула Наташка.