«Помилуйте, батюшка, — говорю я. — Это все равно, что свое половое чувство за деньги удовлетворять. В народе это называется „проституция“». «Да, — ответил мне отец Евлампий. — Иногда и так надо. В царствие небесное, не поработав, не войдешь. И от судьбы не уйдешь».
— Не уйдешь, — заплетающимся голосом, горестно подтвердила женщина. — Коль сел в эту лодку, считай, что тебя гвоздями к ней прибили. Плыви и плыви, пока течение несет.
— Красиво изъясняетесь, — похвалил Победитов и разлил по стаканам остатки водки. — В общем, разочаровался я в религии. Не увидел в ней возвышенного духа, о котором так много написано в книгах. Все вокруг нашего, земного крутится. Да и отец Евлампий относился к ней с прохладцей, без должного уважения. Видно, по привычке. Кадилом как-то легкомысленно махал, без благоговения. А мне главное понять хотелось: что же я такое есть? Так вот, после того разговора с батюшкой, случайно или нет, не знаю, позвонили мне из органов. То есть с Лубянки. «Узнали мы, — говорит, — о вашем уникальном свойстве — удовольствие от побоев испытывать. Не хотите ли поработать у нас? Обидно же, небось, увечья задарма получать?
А мы зарплату хорошую положим. Опять же профсоюз, бесплатные путевки на юг, хорошая больница. И работа не пыльная, но очень ответственная». — «А что, — спрашиваю, — делать буду?» А он так вежливо отвечает: «Ничего. Наши сотрудники будут на вашем теле отрабатывать приемы по обезвреживанию и ликвидации идеологического противника». Я и согласился. Во-первых, бить должны были вполне официально, не нарушая уголовного кодекса. Во-вторых, какая-никакая зарплата. А в-третьих, работа близкая к детской мечте, с контрразведчиками. Так и стал я трудиться у них живым чучелом. Надо сказать, хорошо там мужиков готовят. А уж как они стараются, всю душу в удары вкладывают. Бандитам до них далеко. Я месяц только и отработал. От удовольствия чуть коньки не отбросил. Все внутренние органы отбили. Даже последние зубы мудрости умудрились повыбивать. Месяц после этого в больнице провалялся. Медицинское обслуживание у них действительно на высоте. И медицинская сестренка попалась что надо — уколы совсем не умела делать, несколько раз иглу во мне ломала. Пустячок, а приятно. Лежал я там с искусственной почкой, кормили меня через трубку да капельницу. Ничего, отошел. Но на работу не вернулся. Пожить еще хотелось. Одного из тех, кто на мне отрабатывал секретные приемы, я потом видел по телевизору. Его послом отправили в недружественную страну. За этого парня можно быть спокойным, подготовили хорошо. Одним ударом четыре ребра в крошево превращал.
В вагоне выключили радио и погасили свет. Остался тусклый оранжевый фонарь, который едва освещал самого себя. Наша соседка по купе порядком захмелела и, не снимая старушечьего платка, повалилась спать. Напившись горячего чая с печеньем, ее сын уткнулся бойскаутской пилоткой в стекло, и давно досматривал десятый сон. Извинившись перед клиентом, я вышел покурить.
Все-таки то, о чем предупреждают перед отправкой на задание, свершилось — я проникся к клиенту симпатией и уважением. Мне было искренне жаль его, но я гнал от себя эти малодушные мысли и думал лишь об одном: как бы пистолет не дал осечку. К тому же щелчок бойка могли услышать соседи по купе даже сквозь стук колес.
3
Я посмотрел на часы — до моей остановки оставалось чуть больше часа. Победитов был уже достаточно пьян, но все еще держался, и мне следовало торопиться.
Пассажиры, наконец, угомонились. В вагоне было темно, пахло грязными носками, перегаром и кислой капустой. Клиент полулежал на подушке и держался рукой за сердце.
— Что, плохо? — поинтересовался я и глянул в стекла очков. Но в полумраке еле разглядел лишь два черных силуэта своего лица.
— Ничего, ничего, сейчас пройдет, — ответил Победитов и с трудом оторвался от подушки. — Последнее время что-то сердчишко барахлит, старые раны дают о себе знать.
Я посочувствовал ему, а затем сам изъявил желание услышать продолжение рассказа.
— А что же было дальше?
— Дальше? Что, интересно? — слегка оживился клиент.
— Конечно, — ответил я и достал свою бутылку водки. — Может, еще по грамулечке?
— Можно, — согласился Победитов. — Все равно не спится. Разливай пока, а я буду рассказывать. Дальше у меня пошла не жизнь, а сплошное кино. Бросало меня от Миссисипи.
— От Миссисипи? — во сне удивленно пролепетала женщина.
— Да, от Миссисипи и до самого Ганга, — подтвердил клиент. — Значит, на ту работу я не вернулся. Тогда мне предложили другую в том же учреждении. Так еще раз сбылась моя детская мечта, трудиться если и не в контрразведке, то хотя бы по соседству. Меня взяли в самый что ни на есть секретный отдел. Из-за исключительной секретности у него даже нет названия. Один только номер. Какой, сказать не могу, подписку давал. Согласился сразу, не раздумывая. Целый месяц меня обучали английскому языку, этикету «Бронзового» и «Серебряного» миллиардов, инструктировали. Все нажимали на политическую подготовку, говорили о грядущей, неукоснительной победе «Железного миллиарда». Заодно научили стрелять с двух рук, изготавливать взрывчатку из товаров народного потребления, минировать здания и дороги. В общем, нужным в нашем деле вещам. В конце выдали фальшивые документы на имя сербского инженера Алексея Васича и посадили в самолет.