— Скажите, что со мной?
— А ты не знаешь?
— Что я должна знать? Я упала. У меня опухоль мозга?
— Ты упала, но никакой опухоли нет. Давай-ка померяем давление.
— У меня высокое давление?
— Необязательно…
— Скажите, наконец, что у меня?
— Господи! Как надоели эти дуры! Ты что, не знаешь, что ты беременна?
— Как беременна? Я еще очень молода!
— Вот поэтому, наверное, и беременна. Давай сюда руку!
«Я залетела! Я залетела!» — повторяла я как заведенная. Мозги у меня закипали. Я встала, посмотрела на доктора круглыми от ужаса глазами и пошла.
— Ты куда?
— Домой. Мне очень нужно домой к маме.
Я ни разу не была у мамы с тех пор как она ушла. Прошел почти год. Но я знала, где она живет. Я пришла на остановку. Подошел автобус, я села. И он повез меня на Запад. Автобус запрыгал по рельсам, проехали шлагбаум, а меня от этой тряски затошнило. Внутри что-то стало подниматься вверх и меня вырвало прямо на запасное колесо, которое стояло в конце салона у окна. Слезы и сопли, и нет платка. Люди отшатнулись от меня в разные стороны. Автобус подъехал к остановке. Двери открылись, и я выскочила на улицу. Я шла, а слезы лились. Мне было стыдно за то, что меня вырвало, за то, что я беременна, за то, что я не знаю от кого. Ведь и с Тифом у меня было.
Я нажала на звонок у двери. Никто не открывал. Я позвонила еще. Послышалось шевеление замка, и дверь открылась. Мама стояла передо мной. Я бросилась к ней. Мне так захотелось, чтобы она меня пожалела. Просто спрятаться у нее на груди, как раньше. Она обняла меня.
— Что? Что? Что случилось?
— Я залетела!
Мы стояли, обнявшись, но вдруг дверь из комнаты открылась, и оттуда вышел мой учитель физкультуры.
— Егорова! Я всегда знал, что ты принесешь в подоле.
— Мама! Как ты могла? Ты к этому ушла? Он же сволочь!
Я взяла пистолет, зарядила, вытянула руку и прицелилась. Я стреляла и стреляла, и мне становилось легче. Я снова вставляла патроны в пустой магазин и опять целилась и стреляла. В голове скакали мысли. Кто тебе сказал, что ты была примерным ребенком? Кто решил это? Ты сама? Но посмотри, оглянись назад и, наконец, пойми, что примерный ребенок — это такая же иллюзия, фантастика, несбыточная вещь как то, что папа у тебя, например, крокодил Гена. Да, может быть, ты всегда и мечтала быть Чебурашкой. Но в жизни вокруг тебя постоянно что-то происходило, дергалось, пульсировало, взрывалось и билось. И в таких условиях и при таких обстоятельствах ты могла появиться на свет только такой, какая есть. С зубами, чтобы кусаться, руками, готовыми в любую минуту дать сдачи, с ногами не настолько длинными, но быстрыми. И ты убегала, пряталась, забивалась в какую-нибудь щель и отсиживалась там, мечтая, чтобы все забыли о твоем существовании, вычеркнули из списков друзей и врагов. Ты не хотела, чтобы кто-то видел твои слезы, как ты размазываешь их по своему серенькому личику, личику мышонка, загнанного в угол. «Нет! Нет!» — кричала ты. И ногти становились у тебя длиннее, и ты готова была еще побороться за себя и расцарапать чью-то рожу, и подпалить усы недокуренной сигаретой. Ах ты, глупая девчонка, кого ты обманываешь? Ты родилась не в том месте, не в то время. Да, может быть, ты и мечтала быть примерным ребенком. Но это осталось мечтой, и только.
Пришел тренер по стрельбе. Посмотрел на мои результаты.
— Егорова! Ты молодец! Посмотри сама, выстрелы все в десятку. Поедешь на соревнования! Готовься!
Я шла по улице. Я шла с Запада к себе на Восток. Перепрыгивала через рельсы. Стемнело как-то незаметно. Вдруг что-то загудело где-то справа, протяжно и радостно. Я посмотрела туда и увидела тепловоз-пароход.
— Маруся! Это ты?
— Я!
— Опять гуляешь по ночам? Залезай! Прокачу!
Я ухватилась за поручни тепловоза, и сильные руки подхватили меня сверху И мы помчались. И город остался там, внизу, со всеми своими неприятностями и разочарованиями. Все ворота открывались перед нами. И я смотрела, как льется кипящий металл, и искры сыплются горячим дождем. И люди работают вокруг. И гул стоит невозможный, уши закладывает, ничего не слышно. И я закричала:
— Я беременна! Я не знаю, что мне делать!
Я думала, что меня никто не услышит. Но он, мой капитан, мой машинист, услышал. Он дернул гудок тепловоза. И закричал, близко наклоняясь ко мне, стараясь перекричать весь этот шум.
— Замуж надо выходить!
— Не за кого! — плакала я.
— А за меня! За меня выходи! — улыбался он и хитро подмигивал. Вдалеке показались горы металлолома. И лужи черные вокруг — после дождя. И куда ни кинь взгляд — трубы, трубы, трубы…