— Да.
— Где?
— На кормовой палубе.
— А они вас видели?
— Не думаю.
— Вы оказались достаточно близко к ним ночью, для того, чтобы рассмотреть, во что обе одеты, и говорите, что ни одна из них вас не заметила?
— У меня отличное зрение. Капитан все время говорит, что ему нужен хоть один офицер с такими же зоркими глазами, как у меня.
— Сколько раз вы выходили в море вместе с капитаном Марчуком?
В замечательных глазах ее как бы вспыхнули свечи.
— Это мой третий рейс с Виктором Сергеевичем. Еще во время нашего первого рейса он стал главным капитаном флотилии. Во втором рейсе он перевыполнил план на сорок процентов и стал Героем Социалистического Труда. Его избрали делегатом на съезд партии. В Москве знают его, там у них на него большие виды.
Аркадий допил вино и поднялся на ноги; они все еще были слабыми, но служить ему не отказывались. Мозги наконец-то заработали.
— Спасибо вам.
— Может, достать копченой рыбки, еще вина? — предложила Лидия. — Поужинали бы.
Он с опаской сделал пару шагов. Через порог, пожалуй, переберется.
— Аркадий, — позвал сзади Наташин голос, — будь осторожен, когда соберешься бросить первый камень.
На мостике было темно, светились только огоньки приборов: экраны радара и дальней гиперболической радионавигации, шкалы всеволновых радиоприемников, зеленым отсвечивала стеклянная сфера гирокомпаса, белел круглый диск машинного телеграфа. На своих местах стояли две фигуры наблюдателей: по правому и по левому борту. Сам Марчук посматривал в окошко правого борта, рулевой, положив руки на руль, ждал команд. До Аркадия только сейчас начало доходить, насколько «Полярная звезда» автономна в своем управлении: судно давно уже шло по заданному курсу под негромкие задумчивые щелчки автопилота. Светящиеся цифры на экранах и дисплеях несли в себе массу информации о плавучей фабрике, медленно продвигающейся в ночи.
— Ренько, — Марчук заметил Аркадия, — тебя ищет Буковский. Говорит, что ты не докладывал ему.
— Я найду его. Товарищ капитан, мы можем поговорить?
Аркадий скорее почувствовал, чем увидел, как рулевой окаменел от изумления: рабочие из цехов не поднимаются на капитанский мостик без приглашения.
— Оставьте нас, — услышал вдруг рулевой приказ капитана.
— Но…
Согласно правилам, на мостике постоянно должны были находиться два офицера или офицер и рулевой.
— Все в порядке, — уверил его Марчук. — Здесь останусь я. Матрос Ренько посмотрит за небесами и за водой, так что никаких бед с нами не приключится.
Закрыв за рулевым дверь, Марчук убедился, что в навигационной рубке больше никого, кроме них двоих, не было, и встал у руля. На перегородке за его спиной находился щит пожарной сигнализации и системы предупреждения о радиационной опасности — на случай войны. Когда раздавался щелчок автопилота, рулевое колесо едва заметно поворачивалось, корректируя курс судна.
— Вы спали с Зиной Патиашвили?
Какое-то время Марчук молчал. Огромные дворники сметали со стекла рубки снег, Аркадий видел якорные лебедки, а по бокам от них невысокие причудливые башенки — это были бухты троса, уложенного витками против часовой стрелки. Прямо по курсу, в луче мощного прожектора стояла сплошная стена снега. В рубке было холодно, Аркадия опять начинало трясти. Экран радара в капитанской панели, видимо как и сам радар, был японского производства — на корпусе виднелась надпись: «Форуна». По экрану туда-сюда метался прерывистый — из-за снега — лучик, высвечивающий две точки — «Орел» и «Веселая Джейн», как решил Аркадий. Но эхолот был все же советским — «Кальмар». Согласно его показаниям, «Полярная звезда» делала четырнадцать узлов относительно дна, а это означало, что старому судну помогало море. По условиям совместного лова, советским судам не разрешалось пользоваться эхолотами в американских водах, но какой же капитан будет вести корабль вслепую, когда американцев рядом на мостике нет.
— Так вот как ты ведешь расследование? — спросил его Марчук. — С помощью диких обвинений?
— В условиях крайнего недостатка времени — приходится.
— Я слышал, ты взял Чайковскую в помощники. Странный выбор.
— Не более странный, чем тот, который сделали вы, выбрав меня.
— Там на полке — сигареты. Прикури мне одну.
«Мальборо». Пока Аркадий прикуривал, капитан смотрел сквозь пламя спички на его лицо. Было нечто пугающее в том, что такого сильного человека била дрожь.
— У тебя лихорадка?
— Простуда.
— Слава называет тебя и Наташу «парой чертей», что ты на это скажешь?
— Славе может понадобиться пара чертей.
— Наташа говорила что-нибудь обо мне?
— Она познакомила меня с Лидой.
— Тебе Лида сказала? — Марчук встревожился.
— Сама о том не подозревая.
Аркадий дунул на спичку и подошел к окошку, где монотонно качались влево-вправо дворники. Снег пришел вслед за туманом. Туман был, так сказать, мыслью, снег — действием.
— Она слышала, что я расспрашивал о Зине и офицерах. Ее беспокоила ваша репутация, и поэтому она сразу же поведала мне, что у вас уже есть свой человек — она сама. Для чего она это сделала? Как она же сказала, все, в том числе и ваша жена, знают, что вы спите с буфетчицей. Даже я знал об этом. Она хотела остановить поток вопросов, она ради вас просто бросилась под поезд.
— Тогда вы занимаетесь гаданием.
— Я занимался гаданием. Так когда вы спали с Зиной?
Рулевое колесо чуть повернулось вправо, влево и еще раз влево. Эхолот указывал глубину в десять фатомов*. Какое мелкое это море.
></emphasis>
* Единица измерения глубины. 1 фатом равен одной морской сажени (примерно 6 футов). — Прим. пер.
Марчук то ли закашлялся, то ли засмеялся.
— В порту. Я надолго заторчал там, пока траулер был на ремонте. Обычно, знаешь, я бываю довольно занят в таких случаях, в доках — одно дерьмо: то листы для корпуса негодного качества, то со сваркой не ладится, то опоры для оборудования пойдут трещинами. Лучшее качество идет военным морякам, вот и приходится целыми днями улещивать их ради хороших бронзовых втулок, меди, электрогенераторов. Так вот и кручусь.