— Вернемся на Чукотку — прямо в тундру поедем. Вы за него не беспокойтесь. Ему будет хорошо, — заверил Кайо. — Работа ему будет — у нас сейчас много строят.
Петр Тимофеевич скрипнул табуреткой.
— Павел, мы все уходим от серьезного разговора, — сказал он.
Кайо молча кивнул.
— Что же ты скажешь?
Кайо усмехнулся:
— Что мне говорить? Я ничего не знаю, кроме того, что мне жена сказала.
— Что же она сказала?
— Будто уже решено, что и Алексей и Маюнна поступают в институт и остаются в Ленинграде.
— Поверь мне, Павел, я впервые слышу об этом! — воскликнул Петр Тимофеевич.
Кайо поглядел на него и понял, что он говорит правду.
— Безобразие! — возмущенно воскликнул Петр Тимофеевич. — Алексей! Лена!
Встревоженная Елена Федоровна заглянула на кухню. Она уже собиралась ложиться спать, была в халате, и в ее волосах торчали какие-то цветные пластмассовые цилиндрики с маленькими шипами.
За ней пришел Алексей.
— Что же вы, друзья, принимаете решения и не считаете нужным даже посоветоваться с отцами? — гневно спросил Петр Тимофеевич.
— Какие решения? — испуганно спросил Алексей.
— Оказывается, вы собираетесь оставаться в Ленинграде, а мы этого не знаем! — продолжал бушевать Петр Тимофеевич.
Елена Федоровна и Алексей быстро переглянулись.
— Действительно, такой разговор у нас был, — начал Алексей, — но пока мы ничего не решили. Будем советоваться все вместе.
Теперь Петр Тимофеевич торжествующе взглянул на Кайо.
— И о чем же был у вас разговор? — спросил он.
— И Маюнне, и мне надо учиться, — ответил Алексей. — Я собирался поступать в ЛИСИ, а Маюнна в Первый медицинский. Послезавтра последний день, когда принимают документы…
— Так что вы тянете? — не сдержался Кайо.
— Так ведь поступать учиться — значит, не возвращаться с вами на Чукотку, — смущенно сказал Алексей.
— Разве это — главное? — неожиданно для самого себя сказал Кайо. — Надо думать об образовании!
Кайо почувствовал неловкость, потому что сказанное им было неожиданным для него самого: ведь он вроде бы приготовился приложить все силы, чтобы не оставить Маюнну в Ленинграде.
— Мы долго думали с Маюнной, — продолжал Алексей, — и вот что решили: мы возвращаемся на Чукотку вместе с вами. Поработаем, присмотримся. У нас еще есть время, да и дел на Чукотке для нас хватит… Вот и мама знает.
Петр Тимофеевич как-то странно поглядел на сына, потом на Кайо, быстро встал, подошел к Алексею, обнял его и крепко поцеловал.
— Молодец, сынок. Правильно решил.
Алексей с виноватым видом улыбнулся и вышел из кухни.
— Заварить вам свежего чаю? — спросила Елена Федоровна.
— Пожалуйста, — ответил Кайо.
Когда Елена Федоровна ушла из кухни, Петр Тимофеевич, взглянув прямо в глаза Кайо, спросил:
— Ну и что?
Кайо пожал плечами.
— Какая-то ерунда получается, — со вздохом сказал он.
— Есть такое, — согласился Петр Тимофеевич.
Он налил чаю в блюдце, отпил и продолжал:
— Не понимаю — отчего это? Ведь росли мы в одной стране, под одним солнцем. Учились по одним и тем же книжкам — наверное, и картинки одни и те же разглядывали… В учебнике по естествознанию что тебе больше всего запомнилось?
— Волосатый человек Андриан Евтихиев, — с улыбкой ответил Кайо.
— Представь, и мне! — торжествующе сказал Петр Тимофеевич. — Но почему мы играем в кошки-мышки в наших общих житейских делах? Дело-то не в волосатом человеке, а наверное, совсем в другом. И давние мы с тобой родственники, а не только теперь, когда наши дети поженились.
Кайо слушал Петра Тимофеевича и мысленно соглашался с ним. Ему было неловко и даже чуточку стыдно, что не может он никак освободиться от своей всегдашней неловкости и некоторой подозрительности. Интересно, есть ли такое чувство у других или это только у него?
Кайо вспомнил, как в годы далекого детства он поначалу смотрел на русских так, словно они были пришельцы с другой планеты. Возможно, это объяснялось тем, что житейские привычки и обычаи очень разнилась от чукотского быта. Несмотря на то, что он в детстве жил в интернате, Кайо полагал, что чукче привычнее ложиться в постель из оленьих шкур, носить одежду тоже из оленя, жить в яранге, есть пищу не вилкой и ложкой, а просто руками, не мыть каждый день лицо и руки… Некоторые обычаи русских вызывали громкий смех и осуждение — например, привычка чистить зубы щеткой с белым порошком или закреплять женитьбу листком бумаги, который секретарь сельсовета — русская женщина — считала более могущественным, чем испытанная мужская сила… Но ведь Кайо учился в такой же школе, что и Петр Тимофеевич, решал такие же задачки в учебнике, учил те же правила в грамматике… Прав Петр Тимофеевич: главное — жили одной жизнью, беспокоясь об одном и том же — о своей большой стране.