— В командировке я.
— А-а…
— Древности всякие собираю. В тундре был.
— Как там?
— Мне понравилось.
— В море тоже хорошо, — с оттенком ревности произнес Анахтыкак.
— Я ведь никогда не был в оленеводческом стойбище. Там я кое-что приобрел для нашего музея. Старое кожаное ведро.
— Кожаное ведро? — усмехнулся Анахтыкак. — Я бы тебе новое сделал.
— Для музея чем старее, тем лучше, — ответил Нанок.
Анахтыкак остановился передохнуть и повернулся к морю.
Солнце было уже совсем низко, и две длинные человеческие тени тянулись к домикам, которые ярко горели стеклами окон, и само дерево стен желто светилось. Море выбегало из-под крутого берега и, казалось, чуть приподнималось к горизонту, к маленьким облачкам, похожим на белые льдины, лежащие на воде. Оно было спокойно, и мощное его дыхание отчетливо доносилось до высокого берега.
— Почему Марину не позвал?
— Как-то не подумал, — растерянно ответил Нанок.
— Из дому позвони по телефону.
— Хорошо.
Атук ждала мужчин. Она молча взяла моржовое сердце, положила в таз и принялась хлопотать на кухне.
Анахтыкак стянул с себя охотничью одежду: плотный ватник, надетый вместо кухлянки, штаны из нерпичьей шкуры, торбаса — и остался в одних сатиновых трусах и в майке.
— Будем мыться.
Нанок повиновался и последовал за отцом в просторные сени, где Атук уже приготовила цинковое корыто и два больших ведра — в одном горячая, в другом холодная вода. Здесь же был большой деревянный ковш с ручкой из моржового клыка.
Как же он мог забыть об этом ковше? Нанок схватил его и принялся разглядывать, забыв о мытье.
— Я тебя жду, — нетерпеливо сказал отец.
Нанок спохватился, смешал воду и принялся лить на спину, грудь отца. Анахтыкак мылся с удовольствием, кряхтел, фыркал. Его сильное, мускулистое тело так и скрипело под струями воды. Вымывшись, он заставил Нанока раздеться и поставил его в корыто.
Критически оглядев тело сына, Анахтыкак усмехнулся и сказал:
— Не мешало бы тебе одно лето как следует погрести.
— Вернусь в Анадырь, займусь спортом, — ответил Нанок, подставляя спину под струю воды. — Там есть большой спортзал. Буду штангой заниматься, гантели куплю…
— Лучше бы что-нибудь полезное поделал, — с укоризной сказал отец. — Вот приезжай в отпуск, я тебе за лето все мускулы таким железом налью, что твоя штанга!
Моржовое сердце уже жарилось на сковородке. Хорошо проперченное, сдобренное чесноком, оно было необыкновенно вкусно.
— А не скучаешь по свежему мясу в Анадыре?
— Там мясо продается в магазине, — ответил Нанок. — Оленина, баранина, говядина… Куры бывают.
— Я тебя спрашиваю про нерпичье и моржовое мясо, — сказал Анахтыкак. — Не скучаешь?
— Скучаю.
Анахтыкак почему-то победно посмотрел на жену, словно она сомневалась в том, что сын может забыть родную пищу…
— Две вещи должен человек нести через всю жизнь, — назидательно произнес Анахтыкак, — свой родной язык и вкус к родной пище. Когда он это помнит, не важно, где живет, — он все равно остается эскимосом, чукчей, грузином или русским… А почему ты не звонишь Марине?
— Я и забыл, — смутился Нанок.
Он прошел в комнату. Телефонный аппарат стоял на столе. Рядом лежал отпечатанный на машинке список абонентов селения Нунямо. Около тридцати номеров. Нанок набрал номер.
— Алё, — услышал он в трубке хриплый голос. Это была бабушка Хальханау. — Кто это говорит? — спросила она уже по-эскимосски.
— Это я, Нанок.
— Тебе, наверное, Марину?
— Да.
— Она ушла в клуб. Там ее ищи.
Нанок положил трубку и вернулся к столу, на котором уже стояли чайные чашки.
— Она в клубе, — сказал он, усаживаясь.
— И тебе полезно туда сходить, — заметил Анахтыкак. — Посмотри, как наша молодежь веселится. А то выучился и вроде бы сторонишься бывших товарищей и сверстников. Это нехорошо — кичиться своим образованием. Неизвестно еще, что важнее — собирать дырявые кожаные ведра или бить кита гарпуном…
— Ну что ты! — укоризненно произнесла Атук.
— Это я так говорю — наперед, — несколько смущенно произнес Анахтыкак, — для пользы и воспитания.
Нанок даже не успел рассердиться или обидеться.
— Но у меня нет костюма, — сказал он.
— Наденешь мой, — отец встал и раскрыл шкаф. — У меня два костюма. И по размеру подойдут — они мне чуть тесноваты.
В клубе гремела радиола. Танцы были в полном разгаре. Когда Нанок вошел, девчата, стоявшие вдоль стены, зашептались между собой. Оглядевшись, он увидел Петра Нанухтака, с которым сидел за одной партой с первого по седьмой класс. Он подошел, поздоровался.