И тут Тин-Тин услышала слабый стон. Она встрепенулась. Стон доносился спереди, из-за наросших торосов. Что-то было такое в этом голосе, что Тин-Тин, не задумываясь, рванулась вперед.
Он лежал меж двух стоймя стоящих льдин, будто огражденный ими.
— Гойгой! — закричала Тин-Тин так громко и так пронзительно, что откуда-то сверху, со скальных вершин, посыпался снег. Черная ворона, встревоженно каркая, поднялась надо льдами.
Тин-Тин подбежала к лежащему, перевернула его на спину, приникла своим лицом к его лицу.
— Гойгой! — кричала она. — Я знала, что ты вернешься ко мне, я верила, что ты жив!
Он открыл глаза, измученные, полупотухшие, но такие знакомые до боли, до слез…
— Гойгой! Это ты, Гойгой! Как я рада увидеть тебя снова! Сердце позвало меня сюда, будто чуяло…
Плача и причитая, Тин-Тин пыталась приподнять его голову.
— Вглядись в меня, Тин, — услышала она. — Вглядись пристально. Разве я тот Гойгой, какого ты знала?
И только сейчас Тин-Тин слегка отстранилась от него, с ужасом рассматривая его заросшее густой короткой шерстью лицо, черные и огрубелые ноги, меж пальцами которых росла такая же шерсть, как на руках и везде, по всему телу.
— О, Гойгой!..
Слезы застилали глаза, не давая как следует его рассмотреть.
— Это пройдет, Гойгой… Этого не может быть! Этого не может быть!
— Нет, так случилось, Тин, — печально отозвался Гойгой, — я превратился в тэрыкы!
— Но почему! Зачем такая несправедливость? — причитала Тин-Тин.
— Это судьба, — покорно ответил Гойгой. — Жребий такой выпал мне. И не надо роптать.
Гойгой понемногу пришел в себя. Увидев склоненное над собой лицо Тин-Тин, Гойгой поначалу решил, что он уже в окрестностях Полярной звезды и путь сквозь облака он прошел в беспамятстве. Но, видно, тэрыкы не может сам себя убить… Недаром в старинной легенде говорится, что тэрыкы суждено принять смерть только от человека. Кто же будет его убийцей? Кэу или Пины? А может быть, сама Тин-Тин? А почему нет? Почему ей не избавить его от страданий?
— Тин, — тихо позвал он ее.
— Радостно слышать твой голос, — отозвалась она.
— Ты видишь, в кого я превратился?
— Ты для меня остался прежним Гойгоем.
— Но я не могу вернуться в ярангу.
— Я буду жить вместе с тобой.
— Тогда погибнем оба.
— Пусть, зато вместе.
Гойгой вздохнул:
— Ты говоришь неразумное… Тебе судьбой предназначено жить, а мой жребий — пасть от руки человека. И чем скорее это произойдет, тем лучше и для меня, и для людей, и для тебя… Убей меня, Тин!
— Не говори так, Гойгой! — Тин-Тин перестала плакать. — Я молила богов, чтобы увидеть тебя, снова прикоснуться к твоему телу, и боги послали тебя.
— Не Гойгоя, а тэрыкы…
— А для меня ты — Гойгой.
— Меня все равно должны убить… И для меня лучше, если это сделаешь ты. Тогда мне будет легко и радостно уйти сквозь облака… Боги дали нам это свидание, чтобы мы попрощались.
— Нет! — решительно сказала Тин-Тин. — Боги вернули тебя таким, чтобы испытать меня.
Никогда Тин-Тин не доводилось так много думать. Стаи мыслей проносились, как весенний птичий перелет.
— Ты знаешь пещеру вон за той скалой?.. Укройся пока там и жди меня… Я что-нибудь придумаю.
— Но, Тин, я же не человек! — с болью выкрикнул Гойгой. — Погляди на меня как следует!
— Не говори так! Ты для меня — Гойгой, — перебила Тин-Тин. — Я скоро вернусь. Жди меня.
Только у яранги Тин-Тин сообразила, что пришла с пустой нартой.
— Что случилось? — с подозрением спросил Пины.
— Там плохой лед, — уверенно солгала Тин-Тин. — Мутный. Я поеду к другому водопаду.
Пины всмотрелся в лицо Тин-Тин. Волнуется она, прячет глаза, чует близкое. Остались две ночи…
Гойгой легко нашел пещеру. В ней почти не было снега, лишь у входа возвышался небольшой сугробик, образуя естественный порог. Пещера была невелика, но вполне достаточна, чтобы на первое время служить убежищем.
Гойгой прислушивался к своему телу и с удивлением обнаруживал, что падение с такой высоты не причинило ему никакого вреда. Он лишь чувствовал усиливающийся голод и тоску по Тин-Тин.
Когда-то еще ей удастся выбраться из яранги…
Может быть, попытаться самому раздобыть еду? Зимой это нелегко. И вдруг его осенило: недалеко от пещеры стояли ловушки на песца. С осени к этим ловушкам подтаскивали ободранные туши нерп и лахтаков, чтобы приучить зверя держаться этих мест…