ватник. - Накиньте. Будет прохладно.
Лесник оттолкнул лодку, помахал им рукой. Поплыли.
Стал отодвигаться берег, на котором стеной стояли высокие, стройные сосны. Под килем лодки невнятно лопотала вода. Свежий, острый ветерок, летевший в лицо, пахнул рыбой. Стало холодно, и Себастьянов на все пуговицы застегнул ватник. Дышалось ему легко, полной грудью, и вдруг он поймал себя на мысли, что, пожалуй, никогда в его жизни, заполненной работой и сутолокой, не было вот этого: первозданности молчаливого мира природы, одиночества на пустынном озере, розового северного неба над головой. Беспредельность, глубина, несуетность.
"Боже мой, как хорошо! - подумал Себастьянов и почувствовал, что спазм сжимает горло. - Да что это со мной? Что происходит?.."
- Сегодня, Дмитрий Павлович,- заговорил Тавриев,- я скажу вам совсем немного. Вот сейчас скажу... А так мы просто проведем вечер и ночь на Ясном, у костра, будем варить уху, я вас угощу чаем, который получается только из воды Ясного. Сегодня я вам хочу сказать следующее: превращать это уникальное озеро в часть отводного канала безнравственно!
- Почему?
- В результате сообщения с другими озерами оно потеряет свою уникальность, вы понимаете. - И Себастьянов почувствовал дрожь в голосе Тавриева. - Останется только видимость озера. Единственная в своем роде вода навсегда исчезнет, облысеют берега, сосны погибнут, потому что вода опустится до общего уровня. И эти древние сосны тоже уникальны: озеро и сосновый бор - единство. Природа миллионы лет трудилась над созданием этого чуда, а мы с вами в два рабочих месяца покончим... А! - Тавриев закашлялся. - Безнравственность тут двойная. Ведь мы, вторгшись в жизнь Ясного, не только погубим его, но и кощунственно надругаемся над самой идеей строительства атомных электростанций!
- Я вас не понимаю...
- Чего же тут понимать... - В голосе Тавриева была теперь непримиримость. - Ведь впервые мы нашли формулу строительства электростанций, которая не разрушает окружающую природу. Везде мы говорим и пишем: "Атомные электростанции - это ясное небо, чистые воды, нетронутые ландшафты". Это так и есть! Если бы мы по старой привычке не гнались за сиюминутной прибылью, если бы не думали о завтрашней премии, если бы кто-то не пекся о своем продвижении по служебной лестнице...
- Или не помышлял о диссертации, - усмехнулся Себастьянов.
- Простите, не понял.
- Это я так...
- Что же, - гневно продолжал Тавриев, - давайте губить Ясное ради ближайших планов и выгод! Только и на знамени нашем, с которым мы шагаем по лесам и весям, давайте напишем: "После нас хоть потоп!" По крайней мере будет честно.
Себастьянов молчал. Журчала под килем лодки вода. Пара уток пролетела низко над озером, свистя крыльями.
Солнце село, и зыбко, расплывчато все было кругом.
- Простите, - сказал Тавриев. - Сегодня больше не буду. Я вас привез сюда еще вот почему... Чтобы вы почувствовали то, что и другие чувствовали, когда попадали на Ясное. Нам всем строительство атомной станции необходимо, но нам также необходимо хотя бы раз в году побывать на таком озере, побыть один на один с природой, вглядеться в ее молчаливое, но всегда прекрасное лицо, почувствовать свою слитность с землей, с небом, с шумом деревьев под ночным ветром, ощутить себя нерасторжимой частицей природы - праматери всего живого.
Вечер и ночь Дмитрий Павлович Себастьянов провел на берегу Ясного, у костра, в обществе ставшего молчаливым и сосредоточенным Тавриева.
Только в начале их отдыха на озере Тавриев, набрав для чая воду в коте-лок, сказал:
- Раньше в церкви верующие получали святую воду. Вот и я хочу вас причастить глотком свежей воды из Ясного. Наивно, но я надеюсь, что таким образом обращу вас в свою веру. Отпейте! - И он протянул Севастьянову котелок.
Вода была обжигающе холодна, в ней ощущался еле уловимый аромат живицы, чего-то еще такого же удивительно бодрящего. "Вот она, живая вода русских сказок", - подумал Себастьянов.
...Плыла над озером Ясным светлая северная ночь. Солнце, скрытое за грядой сосен, так и не зашло. Над гладью озера возник туман, поплыл рваной пеленой. Еще сильнее запахло землей, хвоей, чем-то первозданным, что не мог точным словом определить Себастьянов, но понял: это запахи того прекрасного мира, который он, человек, может легко разрушить. Уничтожить озеро Ясное, эти свечи-сосны, с таким трудом выросшие на каменистой почве, - разве это не убийство матери-природы? Себастьянов устрашился обнаженной сути своих мыслей.
"Мои прошлые четыре стройки, - думал он. - Могучая техника. Наступление на стихию. Премии и рапорты. Выполнение напряженных планов. Как же! Человек - победитель стихий, гордились мы. ...И это мы, люди. А ведь человек - венец творенья. Да, мы шли через жестокую необходимость, трудности и ошибки, считая, что земные богатства неисчерпаемы. Но теперь-то мы понимаем, что это не так. Мы движемся вперед, мы совершенствуемся, должны совершенствоваться, черт возьми, если мы не хотим себе зла. Должны становиться мудрее, главное, действительно человечнее! Хорошо сказал Тавриев: "Мы нашли формулу строительства электростанций, которая не разрушает окружающую среду". Не разрушает природу... - вот в чем человеч-ность, вот в чем истина!"