- Давным-давно это было, жил на земле охотник. Мало у него было оленей, и часто не горел костер в его чуме, - быстрым шепотом переводил Явтысый. - Зверь уходил из тундры, птица улетала. Плохо было охотнику. И тогда он шел к священным лиственницам, делал из их древесины сядэев. Просил, чтобы глаза их смотрели вместе с его глазами, руки давали силу его рукам.
Песня Варючи идет на одной ноте, почти без интонаций. Я видел в музее этих сядэев, ненецких божков. Маленькие, серые от времени деревяшки с едва намеченными ножом линиями глаз и рук.
Пленка кончается, и, пока я меняю кассету, Варючи через голову стаскивает с себя малицу и из огромного мужчины сразу же превращается в тоненького человечка со старым лицом и мудрыми глазами. На черном пиджаке у него прикреплены орден и три медали. Орден он получил недавно за работу, а медали - за войну.
В углу комнаты у Варючи стоит телевизор. Так, на всякий случай. Надеялся, что построят "Орбиту", и купил. Но "Орбиту" еще не выстроили, и телевизор пылится.
От Геннадия я знаю, что отец у Варючи был председателем колхоза, а дед шаманил.
В окно мне видно, как, перебираясь через наносы снега, в длинном, модном пальто идет артистка-циркачка из Москонцерта. Из-за воротника ее чернобурой лисицы выглядывает старое личико дрессированной обезьянки Чучи. Глаза у обезьянки такие же печальные, как у оленей, которые постукивают сейчас рогами на забойном пункте. Цирк здесь второй день, и мне понятно, что артистка идет к сапожной мастерской, чтобы купить себе модные на материке меховые бурки.
Над тундрой летит ветер, который мы так же мало замечаем, как бег времени. Только в иные моменты это время вдруг становится настолько осязаемым, что его можно даже потрогать, как этот телевизор, к которому внук Варючи конструирует какую-то немыслимо сложную антенну, чтобы, как объясняет он, можно было смотреть Москву.
Минус десять на каждого (Мир (Мироедов) Анатолий Владимирович)
Родился в 1936 г. Корреспондент районной газеты Чукотского национального округа. Автор нескольких рассказов и повестей. Работает над романами "Зеленый ежик" - о золотодобытчиках Заполярья и "Виток спирали" - о зарождении цивилизации на Земле. Живет в г. Певеке Магаданской области.
Тетрадь, найденная на зимнике
Ребята поработали хорошо, хоть и остались без инженера - у него двусторонняя пневмония. Но Игнат Запорожец бригадирствует второй десяток лет, для него закончить объект и без инженера не сложно - опытный монтажник. Приемщики довольны, а угодить заказчику не просто. На сдали, еще одна "полярка" выпустит в эфир свои позывные.
Теперь перебираемся на другое место, на новый объект.
До Иичуна шли хорошо - в среднем двадцать в час получалось, а потом десятичасовая остановка из-за низовой метели. Нам повезло в какой-то мере, что метель застала нас возле охотничьей хижины: полудомик, полуземлянка, сложена из гладких камней вроде морской гальки, увеличенной в несколько раз. Стены и потолок, сделанные из плавника, черные от копоти. Ребята называют хижину Егоровой будкой - то ли был такой охотник, то ли до сих пор он жив и здоров, кто знает? А хижиной пользуются все - и охотники, и рыбаки, и землепроходцы вроде нас. Костер разожгли из плавника, припасенного кем-то в темном углу. Уходя, мы оставили, завернув в кусок полиэтиленовой пленки, нераспечатанную пачку соли и несколько коробок спичек, - поделились, чем могли. А после метели дорога пропала, вдобавок ударил мороз под пятьдесят. Всего нас шесть человек. У нас две машины "Урал" с оборудованием и "ЗИЛ". Хотя все распадки забиты снегом глубиной до трех-четырех метров, все же решили идти.
Идем по льду - по нашим прикидкам на гладкой поверхности снега меньше. Но лед в основном торосистый с длинными и широкими снеговыми языками, иногда пускаем в ход лопаты. До берега всего восемь километров, шли шесть часов. Позади нас остался настоящий тоннель.
Снеговые переметы попадаются гораздо чаще, чем обычно бывают на морском льду. Впрочем, осень была холодная, море штормило до самого становления льда, вот и застыло студеное неровно, словно в движении схвачены волны неожиданно павшей стужей.
Продукты кончились: предполагали к вечеру быть дома. В Егоровой будке съели последние консервы и хлеб. И курить у ребят нечего. Мне легче, я как-то к этому равнодушно отношусь: есть - закурю, нет - могу месяц не вспомнить. Как же я мог забыть великую истину: собираешься в тундру на день - готовься на неделю!