Утята. Скоро полночь. Бредем в сизой полутемени. Процеженная сквозь черную сетку накомарника, она кажется гуще. Полусгнивший валежник одуряет настоем плесени. Пот разъедает глаза, от репудина, которым смазал руки и шею, зудит кожа. Продолжаю прыгать с кочки на кочку, перелезаю через поваленные бурей деревья, обдираю руки о корявые еловые ветки. Сапоги чавкают - угораздил в одну из ямин, доверху наполненных болотной жижей.
Между елями показывается просвет. Впереди ручей. Юрий Васильевич Козлов снимает со спины седло с теодолитом. Привал!
Сбрасываю рюкзак на зыбкую кочку. Первые минуты молчим. Надо отдышаться. Ощущаю солоноватый вкус пота, которым насквозь пропитана волосяная сетка. Иду к ручью, споласкиваю разгоряченное лицо, смачиваю губы. Теперь можно выкурить вторую сигарету.
От невеселых мыслей отвлекает всплеск на ручье. Застываю, как лягавая, делающая стойку. Из-за поворота плывет утка-нырок. Плывет медленно, и в сонном ручье скользит ее отражение. Неподалеку от меня утка взлетает и снова плюхается на воду. Описывает полукруг и застывает в ожидании чего- то. Едва брезжит рассвет, и утка на воде кажется нарисованной.
И тут вижу, как сверху, из-за поворота, спешат семеро утят. Они плывут, суматошно взмахивая крылышками, норовят опередить друг друга. Вот они нагоняют мать и вместе с нею скрываются за крутой излучиной.
Топографы. Встреча с топографами произошла дней пять назад. Они приплелись на геодезический пункт в самый зной. Заросшие, изможденные, обтрепанные. В палатке, кроме меня, все спали. А я при виде этих лесных бродяг подумал недоброе. На всякий случай карабин пододвинул поближе. Потом увидел треногу, рейку и, сконфузясь, незаметно убрал руку с приклада.
Топографы попросили разбудить нашего техника. Из-за болезни рабочего они вынуждены были задержаться в тайге. Продовольствие кончилось, а до базы не меньше трех суток.
У нас с продовольствием тоже негусто. Последний раз часть сброшенных с самолета консервных банок побилась, мешок с пшеном зацепился за сук и распоролся. Подобрали жалкие крохи. Я думал, что техник, выслушав бедолаг, пожмет плечами: сами, дескать, кукуем. Своими папиросами он, к примеру, никогда не делился. Если у кого кончается курево - пренебрежительно отмахивается. "Не к теще на блины идем. Дурнячком, что ли, рассчитывали прожить".
Но техник, хмуро выслушав просьбу топографов, даже плечами не пожал. Выбрался из палатки, расстелил мешковину и стал делить на две кучки скудные припасы. Банку - топографам, банку - нам. Сахар, сушеную картошку, пшено - все поровну.
Гости пообедали, проспали до вечера и, надев тощие рюкзаки, скрылись в тайге.
Мы же после их посещения пятый день хлебаем одну тюрю. Вскипятим ведро воды, кинем горстку крупы, положим сухарей. Никогда такого варева не ел.
И все же табаком техник по-прежнему не делится. Из принципа.
Упрямая. Было время, я с легкой душой говорил приятелям: "А ну вас в болото!" Теперь злейшему врагу того не пожелаю. Проклятое болото словно растет и ширится на глазах. Все чаще останавливаемся. Впереди - травянистая кочка с уродливо искореженной карликовой березкой. Передохнуть бы на ней! Пытаюсь взобраться на кочку, но она уплывает из-под ног, и я плюхаюсь в воду. Рюкзак тянет книзу. Он кажется доверху набитым чугунными болванками. Вода по грудь. Ржавая, затхлая. Цепляюсь за траву. Ага, все же встал! И снова плетусь, с трудом выдирая из трясины пудовые сапоги.
До опушки не больше ста метров. До нее рукой подать. Останавливаемся. Рядом, привалившись к высокой кочке, стоит Алевтина. Лицо блеклое, у губ - складки. Перед болотом у нее хотели взять рюкзак. Не отдала. И это почему-то злит меня. Сама худенькая, узкоплечая, в чем только душа держится.
Последние сто метров. Автоматически переставляю негнущиеся ноги. И вдруг ощущаю твердую почву. Недоверчиво оглядываюсь. Неужели выбрались? Лежим под елями, головы в спасительной тени. Нас густо облепили комары. Они жалят незащищенные руки, насквозь прокалывают спецовки. Нижняя губа вспухла, веко правого глаза заплыло. Пусть! Машинально гляжу на часы. Без десяти три. Сколько мы шли через болото? Не знаю.
Совсем рядом должен находиться геодезический знак. Валерий карабка-ется на сосну. Долго всматривается.
- Ну что? - нетерпеливо окликает Юрий Васильевич.
- Не туда вышли, - раздается откуда-то сверху приглушенный голос.
- Как не туда?
Вскакиваем. От дремотной апатии не остается следа.
Еще через несколько минут Валерий сообщает, что видит геодезический знак. Вышка правее, километрах в пяти. Нужно снова пересечь болото, подняться на гриву увала.