В ночь на девятое наконец стук в дверь.
- Давай, Леонид, собирайся, - говорит Чайвын, и от этих его слов мир Распахивается передо мной как-то сразу и внове в непривычном сочетании линий, звуков и красок. Значит, все в порядке? Значит, живем?
Но в море на нас вдруг наваливается туман. Вокруг сырая и липкая тьма. Ничегошеньки не видно. Не мудрено врезаться в дрейфующую льдину. Мелко трясусь в такт хлопкам кожаного днища байдары по ершистой волне. Переживаю: неужели и сегодня не встретим моржей?
Сзади на буксире новая маленькая байдара, которую можно назвать вспомогательной, для локальных маневров и операций на промысле. На руле там сидит "Сердитый чукча Анкарахтин", как я его называю, бывший милиционер. У него непонятная, не вызывающаяся обстоятельствами суровость на лице, ни следа улыбки или привета... Блестит черная глянцевитая камлейка, сшитая из двух плащей-болоний: вероятно, это удобно, ткань плотная, ветер не берет. Раньше камлейки шили из выделанных моржовых кишок - но сколько мороки!
Пора и почаевать - все равно туман. Да и продрогли уже все. Пристаем к ближайшей льдине, которая помассивнее, и выскакиваем размяться; сидеть в байдаре неудобно - постоянно в чуть согнутом положении. Спина затекает и ноет. Поэтому взбираюсь на торосы с резвостью, на какую в другое время вряд ли решился бы, и даже не прочь покувыркаться.
В байдаре есть и подростки: два сына Чайвына, приучающихся к промыслу, и Гриша Каургин. Грише 17 лет, и, хотя, как он сам сказал, его фамилия в переводе значит "хулиган", он добродушный и любознательный паренек.
Шумит в байдаре примус, и вот, удобно расположившись, глотаем крутой кипяток, предварительно перекусив кусочками сала. Заодно я попробовал отварной моржатины из чьих-то старых запасов - мясо было жестким, несоленым и поэтому показалось невкусным; впрочем, если сравнить с лахтачьим, оно действительно грубовато.
Можно и дальше трогать, пора, тем более что и туман поднялся. Правда, солнца нет, оно где-то за высокой облачностью. Гамма красок приглушена, вода переливается зеркально-оливковыми блестками, изредка в ней отражается зелень проплывающих льдин. И тут мне показали на двух моржей, к которым предстоит подкрасться. Они мирно спят на уютной льдине и не чуют беды. Возможно, им снятся богатые донные угодья, где раз ковырнешь клыком - ив оседающей мути вдруг забелеют несметные залежи вкусных, имеющих свойство таять на языке моллюсков. Нужно только пошелушить их в ластах, чтобы облетел жесткий панцирь. Да и с панцирем ничего, съедобно. Вооруженные тяжелыми клыками, они не боятся хищников, не страшен им и белый медведь... Одни на все море, на весь океан, на всю необъятную арктическую тишь, опрокинувшуюся над миром (мотор мы заглушили, и теперь байдара скользит, подгоняемая лишь осторожными гребками весел)...
Щелканье затвора фотоаппарата отдает чуть ли не громом в ушах.
Моржи нас заметили, но им еще предстоит разобраться в природе внезапно возникших ощущений, оценить непривычную ситуацию. Скорее всего, они впервые видят некоего бесшумно скользящего по воде зверя со многими шевелящимися головами. Самец неспешно привстает на передних ластах, как бы водружая на постаменте льдины свою исполинскую белоклыкастую мощь, усиленную отражением. Его подруга лишь слегка приподымает голову - беспокойство пока не коснулось ее, да и зачем беспокоиться, имея грозного мужа??
От неожиданного выстрела голова моржа рушится, словно ее подсекли. Казавшаяся такой пассивной подруга тут же с шумом падает в воду. Но вскоре выныривает, взволнованно мыча и порыкивая, толкает льдину, а может, и самого моржа. Он скользит по наклонному льду и камнем идет на дно.
Неудача не то что раздосадовала, а как бы даже немного ошеломила нас. Казалось, такая верная добыча - ведь и попадание с первого раза! Правда, я все же успел немного поснимать.
Попадаются еще звери, стадо голов в шесть. Куда-то плывут, от нас держатся на приличном расстоянии. Однако различаю умилительную парочку - моржиху с детенышем на спине. Моржиха ныряет - и малыш с нею вместе, словно приклеенный. Говорят, что ласты моржонка подобны присоскам. Сделает он усилие, сведет мышцы - и на ластах, пришлепнутых к спине или к теплому животу матери, образуется подобие вакуума. Может, и верно это. Во всяком случае на спине матери он держится как искусный наездник, которого не так-то просто вышибить из седла. Но вот когда моржиха забирается на льдину, малыш чаще всего падает в воду: не держит вакуум, не так уж крепки эти "присоски".