– Так где правда, Рхис? – я в отчаянии бросила письмо. – Я ничего, ничего не понимаю! Где причины моей слепоты, о какой лжи он говорит и как ее победить?!
Рхис смотрел на меня долго, а потом улыбнулся и сказал:
– Не верю, что ты не понимаешь.
И вот одной этой фразы хватило, чтобы я начала говорить. Слова находились сами, я словно представляла, как записываю все это, торопясь, но не сбиваясь, точно зная, что сказать и как.
Кто из магов солгал первым, решив, что безмаги – проклятые, калеки, не достойные жить наравне с волшебниками? Кто из нас солгал первым, поверив, что наш удел – власть дорог и косые взгляды колдунов? Когда появились эти первые дураки, за которыми потянулись все остальные, весь человеческий род, расколовшийся на две неравные части?
– Это все, все что мы слышали, все, во что верили – сплошная ложь, приобретшая за долгие годы форму правды. Ведь даже мои родители, любящие, самые дорогие, считали, что мне не повезло с рождения... А что говорить о Плакуне или Лебеде, обо всех нас, оказавшихся в одиночестве, на дороге, с меткой «проклятый»?
Рхис молчал, жадно слушал, ведь я говорила то, что он никак не мог облечь в слова.
– Мы должны, должны видеть весь мир таким, каким он является, наравне с магами! В детстве, когда мы еще были... когда мы еще верили, что не одни, когда чувствовали причастность к этому миру... мы видели волшебство. Но уже тогда оно было лишь осколками общей картины, уже тогда, благодаря отношению окружающих, мы считали себя чужими – и верили в это, и сами строили вокруг стену, завязывали себе глаза... – я спрятала лицо в ладонях, надеясь, что вот уберу их – и все встанет на свои места, и я увижу...
Голос Рхиса, казалось, раздается не рядом, а прямо в моей голове.
– Мы виноваты, Полынь. Все виноваты. Об этом говорил Нимжан – все должны видеть мир одинаково, но тогда получится, что вы сильны, а мы – нет. А это ведь тоже неверно. Значит... Значит, вы должны видеть, как мы, а мы должны быть способны колдовать в вашем присутствии. И тогда мы будем как чаши весов... Одни способны творить волшебство, другие – заставить его исчезнуть. Одни делают – другие разрушают. Это не страшно, и здесь нет хороших и плохих, это просто... гармония. То, к чему стремится любой из нас.
Когда-то давно мы – маги и безмаги, – повлияли друг на друга простым человеческим отношением. С одной стороны – их презрение к «слабакам», не способным творить, с другой – наша гордыня, заставившая не искать мира и не призывать к сохранению порядка, а... просто уйти, вероятно, и стать тем, кем стали... слепцами.
– И как это перебороть? – я отняла ладони от лица. Ничего не изменилось, и я едва не расплакалась от разочарования.
Новые знания, догадки Рхиса и его учителя, крутились у меня в голове, что-то глубоко внутри говорило – ошибаешься, просто, ты ж сама знаешь, просто ты такой родилась, проклятой, ущербной... Эту шепчущую тварь, жившую внутри меня все двадцать лет, я старалась уничтожить, но не могла.
– А ведь у нас уже получалось, – просто сказал Рхис. – Я колдовал, а ты – видела.
– И почему?
И колдун рассмеялся – тихо, нервно, с выступившими на глазах слезами, как будто он с трудом удерживался от чего-то большего, резкого и пугающего.
– Подумай. Прошу тебя, подумай – что с тобой было, когда ты увидела колдовство?
Странно это было – вспоминать, разбирать, вытаскивать и разрезать на кусочки все свои ощущения, двигаться вглубь и вглубь себя.
Не принято это делать, когда любишь. Вроде есть чувство – и если не сразу, то со временем станет понятно, что это. Само придет. Мне же приходилось почти что доказывать себе – люблю, вот его люблю...
И кто кого поцеловал первым, я не поняла. Наверное, это я шагнула вперед, решительно, как в бой, с одной лишь целью – проверить.
Я... задыхалась. Задыхалась – и пила огонь, чтобы не умереть. Потому что только с ним внутри можно выжить. И мир расцветал вокруг. Сквозь закрытые веки я видела лучи солнца, яркого, но не слепящего, радугу в каждой дождевой капле, стекающей по стеклу. Радуга, казалось, красила даже воздух – горячий, как пламя. Каждая пылинка казалась живой феей, с интересом наблюдающей за соединением противоположностей. А я пила. Его силу, его страсть – хотя он сам растворялся в этом мире. Пила – вцепившись в плечи до онемения пальцев. Скользнула руками вверх – к шее и волосам, – и поняла, что сейчас сгорю. Заживо. Воздух переливался всеми оттенками красного и золотого, я стояла в центре костра, закрыв глаза, утопив руки в огне, потеряв опору и разум.
Сколько это длилось – понятия не имею. Только отрываться не хотелось – мир вокруг был чудесен, магия переполняла его, лилась реками и горела, не иссякая.
Попадешь ты в полымя, Полынь, и сгоришь без остатка, сгоришь...
Огонь убьет меня и без колдовства, убьет, убьет... И, кажется, я мечтаю об этом.
Он оторвался, наверное, всего на миг, – горячее влажное дыхание, полуоткрытые глаза.
– Понимаю, за что нас так... так сильно ненавидят. Если все... все это пропадает... Я не могу винить вас за ложь.
Просто глупость. Старая-старая глупость... и кто бы мог подумать, что со временем она исковеркает все?
Я отстранилась, Рхис меня не удерживал, только лицо потемнело.
– Я хотел на тебя посмотреть, – сказал он, прежде чем я успела хоть что-то произнести. Поняла – он тоже считал, что шагнул вперед первым, и я сейчас спрошу его – зачем?
– Хотел посмотреть... На твое лицо, с которого стерлось это хмурое спокойствие, на помутневшие глаза, на влажные красные губы... – до ужаса захотелось их облизнуть, но я сдержалась. Меня удивляло, что он может спокойно говорить те вещи, о которых обычно молчат. – И сразу стало ясно, что все было слишком... цинично.
Я вскинулась. Как? Этот мир, эти краски, запахи, ощущения – цинично?
– Просто я целовал девушку, – он помолчал, – страстную... и желанную. А ты... ты окуналась в новую жизнь, новые чувства... сравнивала. Наслаждалась – не мною, а тем, что я могу тебе дать.
Я не сразу поняла, о чем он. Так легко без слов посадить семя обиды!
– Дурак! – я обхватила голову руками. – Дурак! Не совершай вновь ту ошибку! Не решай все в одиночку и не думай за меня! Я люблю тебя, и сейчас, все еще – я вижу мир таким, каким он является!
Сильное чувство – оно как копье, пробивает крепкий щит наших предрассудков. Слишком сложный для меня вопрос, но Рхис-то должен понимать! Любовь побеждает ложь...
Безумно, безумно мне хотелось спросить, бросить едко, со злостью – что, мол, вот в чем заключалась проверка твоих догадок? Найти безмага, вскрыть сердце острым ножом и убедиться, что был прав, что с учителем добился понимания древнего закона?
И разрушить все снова. Потому что какой же это бред – так считать! Сколько всего сломалось из-за одной только мысли о том, что любовь допускает обман!
Я промолчала, чувствуя себя тем, первым безмагом... Только таким, который в ответ на высокомерие колдуна не развернулся гордо, а ухмыльнулся добродушно – «Ну и дурак же ты, друг дорогой, идем-ка лучше, поболтаем...» И тот колдун махнул рукой – «Пойдем, конечно, чего это со мной нынче...»
– Ты так говорила... – внезапно сказал Рхис. – Я и не думал, что ты умеешь так складно рассказывать...
– Я запишу, – отозвалась я невпопад.
И вот теперь рассказываю, объясняю, как могу. Как объясняла другим магам, что не стоит бояться. Как объясняла другим безмагам, что нельзя верить в собственную ущербность.
Не знаю, кто из колдунов решился тогда убить Рхиса, а Рхис, кажется, знает. Но ничего не говорит – пытается сохранить мир. Говорит: «Он ведь тоже все неправильно понял, так что пусть...»
Кто-то верит, кто-то нет. Понимаю ведь, сложно это – такие привычки ломать, да и не каждому так повезет, как нам с Рхисом. Ну что ж тогда... копья не будет, так ножик тоже сгодится...