– Ты и так проклята.
Не такого ответа я ожидала. Но все равно смешно. Мне все в тот вечер казалось веселым.
– А ты еще постарайся.
– Полынь! – крикнул кто-то, кажется, Плакун.
– Ведь хочешь же. Или прогнать попробуй.
– Почему же, – откликнулся маг, растягивая губы в усмешке. – Калек же от храмов не гонят.
Я ощерилась, не столько злясь, сколько показывая свою злость. Не всегда получается посмеяться, но такие встречи дарят необходимую решительность. Иначе, вполне возможно, я и вправду считала бы всех магов некими высшими существами. А так – нет, обычные люди, понятные и привычные. Просто – колдуют.
Ушла, а на душе неспокойно. И словно до самого утра меня жег пристальный взгляд, хотя волшебник убрался еще до полуночи.
Думаю – вот оно, начало, а нет... Тогда только увидела Рхиса, а познакомилась много позже. До того еще Белозер в нашем доме появился.
А было так.
Утром покидала Общий Дом. Похмельная и сонная, как и прошлом году. Можно было бы отоспаться, но это – еще один день. Кирио вручил плащ, который я чуть не оставила дома. Ночи еще холодные, под одним одеялом даже у костра замерзну. Не всегда в селениях соглашаются принять безмага, а до следующего города еще добраться надо.
Вьюнок этим утром раздражала всех, кроме дедушки, пытаясь собрать товарищей на крыльце. Вышли четверо – Кипрей, Горицвет, Багульник и Лебеда. Опираясь друг на друга, шатаясь и стараясь улыбаться не слишком пьяно. Каштан с Медункой, распахнув окна, свесились вниз, всем видом давая понять, что они тоже провожают, но вот вылезти во двор – выше их сил. Ну а Плакун ждал меня у дороги.
– Удачи, – произнес он.
– Будет скучно – догоняй, – улыбнулась я.
Я сомневалась, что он продержится здесь долго. Мы ведь все этим похожи – неумением сидеть на одном месте. До сих пор кто-то считает, что власть дорог – это проклятье, заставляющее покидать любой, даже самый прекрасный дом. По мне, так просто жизненная необходимость.
Встречи – такая же необходимость. Странных людей я вижу иногда. Вроде бы привыкла ко всякому, знаю наперед, как встретят в следующей деревне, а вот же – удается удивлять. Удается. И так бывает тошно от подобных «неожиданностей», что впору в петлю лезть, да веревки под рукой нет.
Говорят, маги меньше ошибок совершают – что-то там видят, знаки какие-то к ним приходят, указки, что надо бы сделать и от чего лучше воздержаться. Не знаю, может, они просто к себе прислушиваются чаще? Ведь и мне ж шептал как будто кто-то: «Не ходи». Словно даже голос чужой долетел с ветром, с шелестом листьев, с плеском воды в ручье, где я умывалась утром.
Подняла голову, стирая с лица холодную влагу, огляделась – никого. И пошла в ближайшее село. Прошлой весной здесь была – отчего бы и сейчас не наведаться? Не упрямство даже, дурость какая-то повела, наверное. Год назад меня прогнали. Бабы с коромыслами, мужики с вилами и лопатами, деды и старухи с батогами. Детишки вслед пару камешков кинули, играючи.
Да и сейчас меня вспомнили. Пришла я утром, когда все мужики были на поле за полосой редкого леса, женщины на своих огородах – пришло время посевов. Даже старухи не грели косточки на крыльцах домов. Собаки лаяли, учуяв чужака, но оконные ставни не открывались, в проемах не появлялись любопытные лица. Так я и шла по единственной здешней улице, гадая, к лучшему это или нет – что уберусь отсюда еще до того, как меня заметят, – и как в воду глядела: все-таки не получилось покинуть селение спокойно.
Она одна сидела рядом со своим домом, на старом чурбачке – туда обычно ставят поленья, чтобы легче было рубить. Селянка походила на деревце-карлик, из тех, что растут немного севернее. Такая же кривая, скрюченная и тонкая. Девушка, молодая совсем, младше меня, наверное, она поджала ноги, спрятав лицо в коленях и обхватив руками голову. Платок съехал на бок, открыв каштановые волосы, из-под подола старого платья торчали худые лодыжки и босые грязные ступни. Руки тоже все в грязи, один рукав закатан до плеча, другой разошелся по шву.
Она подняла голову именно тогда, когда я поравнялась с ее домом. Глаза у нее оказались очень красивые, ярко-синие, как небо летом.
– Ты... – безжизненным голосом произнесла она. – Ты снова пришла.
Я не знала, что сказать в ответ. И ушла бы, вот только раздался плач. Женщина съежилась еще больше, вздрогнув и бросив быстрый взгляд на дверь.
– Ребенок плачет, – я толкнула калитку, женщина по-прежнему сидела на своем месте. – Разве ты не слышишь?
Она перевела на меня взгляд. Губы ее, искусанные до крови, скривились в усмешке, а из глаз разом брызнули слезы. Я подумала о том, что она, верно, безумна.
– Слышишь, – повторила она, дрожа, как в лихорадке. – Год назад!
– Год назад я была здесь, – я не знала, что с ней, не знала, как помочь. И не была уверена, что вообще хочу помогать.
Не выдержав этой ее трясучки и плача, что все еще раздавался, то затихая, то вновь набирая обороты, я подошла, схватила ее за шиворот и хлестнула по лицу. Не сильно, чтобы просто пришла в себя.
Она замерла, глядя на меня снизу вверх, и я поняла, что не зря я не хочу с ней связываться – в синих глазах читалась ясная, жгучая ненависть.
– Как ты ушла... я через пару месяцев родила, – прошипела девка.
– А я-то тут при чем?! – воскликнула я, отпуская ее ворот и брезгливо встряхивая рукой. Не стоило этого делать – девушка вновь потеряла все признаки вменяемости.
– Проклята, – прошептала она. – Проклята и меня прокляла... Тварь... – она медленно поднялась, протягивая ко мне руки. – Зачем?! – ее вопль перекрыл крики ребенка. – Зачем ему навредила?!..
Я посмотрела на ее искаженное мукой лицо, на худые руки, на пальцы, хватающие воздух... Перехватить запястья не составило труда. Оттолкнув сумасшедшую, я спокойно проговорила:
– Никому я не вредила, а вот помочь могу. Говори, что стряслось.
– Спрашиваешь еще… – девушка беззвучно рассмеялась, разевая рот, как рыба на берегу. Она уже откровенно бесила меня. – Вон, ревет...
Это ему я «навредила»? Проклятый ребенок...
– Муж где?
Она закрыла лицо руками.
– Понятно. Мимо проходил... Когда заметила, что с ребенком... беда? – трудно дались слова, но иначе она не поймет.
– Ревет... Целый день ревет...
Вот кого я действительно прокляла бы, так это ее. Что, вдруг заклинание, самое простое, какое всегда творила, не задумываясь, сегодня не получилось? Огонь, опять же, потух, или еще чего? И в ужасе! Как же, родила чудовище, проклятого, обреченного!.. Убила бы. Убила бы, если б только ребенок ее плакать перестал.
Способность колдовать проявляется в детстве, годам к десяти, к безмагии – гораздо раньше. Год, два... Может, поэтому нас так мало? Кто из родителей мог сойти с ума и бросить дитя?.. Мне не хотелось думать, что эта женщина – не единственная в своем... горе.
Дверь не поддавалась пинкам, пришлось влезть в окно. Ребенок орал, но в кровати его не было. Почему-то всегда казалось, что так долго и громко ныть могут только совсем маленькие дети. Этому было, если вспомнить слова матери, немного меньше года. И он, или она, сидел на полу и плакал. Пополз с кровати и упал, наверное.
– Переставай, а? – попросила я, поднимая его на руки.
То ли он еще не научился бояться незнакомцев, то ли слишком соскучился по вниманию... А скорее, боль от падения уже прошла и ревел он лишь по ему одному известной причине, оттого и замолк почти сразу.
Чтобы открыть дверь, пришлось на время отпустить свою вынужденную ношу – малец успел скукситься, готовясь к новому реву.
– Не ной! – строго сказала я, вновь подхватив дитя и пинком распахнув дверь. Ребенок радостно схватил меня за нос. Это что, все мелкие так делают?! Кирио говорил, что у Вьюнка лет до двух любимым развлечением было хватать всех за носы, уши и волосы.
На лице матери стало появляться какое-то осмысление происходящего.