На юго-восточной окраине бывшего английского форта Йорк, там, где начинается широкая, гладкая и прямая, как индейское копье, дорога к Ниагарскому водопаду, высится печальный холм, обсаженный кипарисами, грабами и соснами. В 1814 году здесь из последних сил держал оборону отборный отряд англичан, отбивая атаки американцев.
Британцы гордо отвергли ультиматум о сдаче и положили на поле брани немало вражеских солдат и офицеров, когда же янки все-таки удалось завладеть городом, они, дав волю мстительным страстям, сперва разграбили его, а потом сожгли. На месте канувшего в Лету форта Йорк торопливо, в лад с американским темпом, вырастал город, впоследствии переименованный в Торонто.
Торонто в переводе с индейского значит «место сборищ».
После окончания второй мировой войны это название приобрело второй смысл. К берегам священного, воспетого в индейских сказаниях озера Онтарио начало стекаться отребье войны; специальные эмиссары, уполномоченные правительством Канады, вербовали в лагерях для перемещенных лиц переселенцев.
Среди тех, кто сошел 12 декабря 1946 года с самолета, совершившего трансконтинентальный рейс, был человек с угловатым напряженным лицом и прямыми, будто протянутыми с помощью ватерпаса плечами. Быстро бегавшие глаза выражали нетерпение. Следуя мелким-мелким шагом в зал выдачи багажа, он нервно озирался по сторонам.
Выдержав тяжелый и бесстрастный взгляд пограничного чиновника, подчеркнуто долго сверявшего подлинность фотографии на паспорте, и услышав наконец желанный щелчок на турникете, он облегченно вздохнул, и едва сделал первые шаги гражданина, признанного и принятого Канадой, как услышал:
— Брониславс Григорьевич! Добро пожаловать, нашего полку прибыло! — Широко раскинув руки, к нему приближался грузный человек с бровями, сросшимися на переносице.— Рад приветствовать вас!
— Анисим Ефремович, салфет вашей милости! — Матковскис протянул руку, предупреждая попытку облобызаться.— Имел один надежд видеть здесь Болдина Павла Александровича.
— Заболел Павел Александрович,— скороговоркой произнес Шевцов,— годы, годы... А это мой друг господин Слепокуров Клавдий Иванович, прошу любить и жаловать! — И Шевцов представил гостю невысокого человека с сухим матовым лицом, плотными и полными губами, наполовину скрытыми мягкой смолисто-черной бородой.
— Я знал один Слепокуров, немножко мало похожий на вас. Если моя память не барахло... его поздравлял перед целым строй его превосходительство генерал Власов.
— Было дело,— скромно потупил очи Слепокуров.— Нас поздравлял.
— Клавдий Иванович лично подбил два танка,— не без гордости за своего друга произнес Шевцов.
— Где мы, однако, могли встречаться? — полюбопытствовал Слепокуров, напряженно вглядываясь в лицо нового знакомого.
— Я приезжал к генерал Власов с делегация литовской молодежи. В самой половине сорок второго года. Мы имели привозить скромные подарки. На армия было торжество... присяга новых бранцев. Надо иметь затруднительство, чтобы узнавать вас. Это хорошо? Это плохо?
— Здесь некого опасаться, Брониславс Григорьевич,— произнес Шевцов.— Красным агентам дорога в Канаду заказана, живите спокойно.
— Я не за то приехал — спокойно жить.
— Знаю, знаю,— выговорил Шевцов, открывая дверцы «мустанга» и приглашая Матковскиса занять место рядом.— Наш центр заинтересован в новых силах и новых идеях.
— Идея оставается прежней, слава богу... Плюс новый смысл.
Машина шла, будто едва касаясь шинами ровной, без щербинки ленты асфальта. Матковскис бросил взгляд на спидометр, стрелка уткнулась в цифру «90».
— На счетчике пишется миля или километр?
— Давно не ездили?
— На такая машина первый раз. Миля? Полтораста километров на час. Ого! Мягко идет.
— Вы еще многое здесь узнаете, Брониславс Григорьевич. Завидую вам. Ничего бы не пожалел, чтобы посмотреть на Канаду свежим взглядом. Есть, есть где развернуться в этой стране.