– И… и что? – Динара покосилась на исполосованную кнутом спину.
– Их старший еще раз спросил, буду ли я наконец говорить. Я был дураком – был уверен в себе и приготовился умереть героем.
Степнячка почти неуловимо коснулась его запястья и тихо сказала:
– Не рассказывайте, если не хотите.
– Да что уж теперь. Я висел лицом к стене и не видел, что происходит за спиной, только слышал. Громыхнула дверь, кто-то быстро спустился по лестнице, и старший спросил, принесли ли кнут. Моей стойкости хватило на несколько первых ударов – их я, кажется, встретил молча. Потом начал подвывать, потом – орать в голос. Не помню. Пару раз терял сознание, меня снимали, клали на лавку, отливали холодной водой и снова вешали на крюк. С тех пор не могу спокойно видеть холодную воду. Словно тонешь в какой-то полынье. От геройских замашек не осталось ни следа, была единственная мысль – сдохнуть как можно скорее, чтобы это прекратилось. Потом… потом ничего не помню. Очнулся, лежа на той же лавке лицом вниз. Сколько прошло времени, что случилось – не понимал. Наемников в подвале не было, но я чувствовал, что кто-то рядом есть, только вот сил не осталось, чтобы хотя бы голову повернуть. Может, я что-то промычал. Не помню. И вдруг услышал голос Георга: «Эдгар, ну наконец-то! Живой!» Это был голос моего лучшего друга, почти брата, – я знал все его интонации и, хоть и был еле живой, почувствовал, что говорит он как-то натянуто. Как будто должен начать трудный разговор и не может решиться. Сил отозваться у меня не было. Георг остановился рядом, осторожно погладил меня по голове, видно, боясь причинить лишнюю боль. Потом тяжело выдохнул и начал: «Теперь уже не вини себя, уже поздно. Да и никто бы не выдержал. Мы опоздали. Их… их было не так и много, не больше наших, но они ведь от тебя точно знали, где расположился эскадрон, как расставлены часовые… даже боя особо и не получилось – почти всех они перестреляли еще издали, ночь-то светлая, лунная». Я не мог понять, о чем он говорит. Точнее, не мог поверить.
– И… и что же? – еле слышно выдохнула Динара.
– Первой моей мыслью было скорее добраться до Лодда, где стоял полк – остальные три эскадрона. Хоть полумертвым, но добраться, рассказать обо всем полковнику, а там…
– Что?
Эдгар пожал плечами:
– Трибунал, а дальше – или расстрел, или, что скорее, каторга лет на двадцать, а потом пожизненная ссылка.
– Вы не похожи на человека, который может такого испугаться.
– Такого все боятся, я не исключение. Но я был в душе уже готов ко всему. Попытался приподняться, завыл, снова рухнул носом в скамейку. Георг меня удержал, помог сесть, принес откуда-то воды, потом дал хлебнуть коньяка из своей фляжки. «Я знаю, что у тебя на уме, – сказал он, – но подумай о родителях. Если будет военный суд – твой отец тут же узнает все. И ты понимаешь, что он сделает». Георг был прав. Я дурак, что сам сразу об этом не подумал.
– О чем?
– Мой отец – человек старой закалки и старых нравов. Он был воспитан еще во времена дворянских титулов, и понятия о чести у него – да примерно как у герцога Роберта.
– То есть непоколебимые.
– Да. И если б он узнал, что случилось, то сначала бы лишил жизни мою мать, которая произвела на свет предателя, а следом и сам пустил бы себе пулю в лоб.
– То есть выбора у вас и не было, – Динара отвернулась, зрачки ее засверкали. На миг Эдгару показалось, что в глазах степнячки блестят слезы, но он тут же понял, что ошибается: в ее взгляде была холодная отрешенная ярость. С такими же глазами – сухими, горящими – она ехала рядом с ним из стана кочевников в Стейнбург.
– Не было.
– Как могло случиться, что отряд наемников добрался до лощины, где стоял эскадрон, раньше, чем ваши друзья? Их было всего двое, у них были прекрасные лошади, и они, развернувшись, сразу помчались к остальным, так? А вы еще несколько минут сдерживали наемников, да и потом сколько времени ушло, чтобы довезти вас до того дома, затащить в подвал, вырвать признание?
– Просто случайность. Это же самый юг империи. Горы, узкая тропинка, внезапная лавина. Ни Георга, ни Зигфрида не задело, но на объезд им пришлось потратить кучу времени. Когда они выбрались к лощине, было уже поздно.Они убедились, что помощь никому не нужна – помогать было уже некому. Зигфрид бросился в Лодд, а Георг поехал к месту, где мы наткнулись на засаду – пытался меня найти. Он еще не знал, что тут случилось и как наемники отыскали нашу лощину, но по пути догнал остатки их отряда.