– Вы же не будете сердиться, если я вас оставлю?
Эдгар ответил долгим благодарным взглядом, Зигфрид мягко улыбнулся:
– Доброй ночи, ваша светлость.
– Доброй ночи, господа.
Кивнув хозяйке, Динара поднялась по лестнице. Когда маленькая фигурка скрылась наверху, Зигфрид негромко сказал:
– Вот уж не думал, что придется еще увидеться. Но я рад. Правда.
– Я тоже, –Эдгар собирался что-то добавить, но остановился на полуслове.
– Ты хотел спросить про Георга?
– Да.
– Мы с ним не виделись почти год. Чуть меньше. Когда… – Зигфрид замялся, выбирая слова, – когда все это случилось…
– Когда я погубил весь эскадрон, – не поднимая головы, уточнил Эдгар.
– И он, и я оставили службу. Я знаю, что он на какое-то время вернулся к вашим родителям, потом командовал небольшим отрядом стражи у какого-то столичного богача. Пару раз мы обменивались письмами, но мне пришлось уехать, ему тоже, и мы потеряли друг друга из вида.
– Но когда вы переписывались, с Георгом все было хорошо?
– С ним – да.
Эдгар замер, услышав в словах друга какую-то недосказанность.
– А с моими родителями? – тихо спросил он.
– Эдгар, мне очень жаль…
Несколько минут оба молчали, потом Зигфрид осторожно сказал:
– Ни я, ни Георг никогда тебя не упрекали даже в мыслях. Наоборот, мы себя грызли, что не успели. И никто тебя не обвинял.
– Потому что никого не осталось.
– Какие-то слухи, может, и ходили, – признал Зигфрид. – Но не больше.
Они опять замолчали, потом Зигфрид, не говоря ни слова, наполнил бокалы вином.
– Я ехал себе мирно из Стейнбурга в Асту, и тут вдруг наткнулся на тебя.
– Нам с ее светлостью повезло, да. Спасибо. Мы-то, наоборот, едем из Асты в Стейнбург.
– Да, слышал о пропаже маркизы при налете чернокрылых. В стейнбургских газетах были объявления о поиске. Как ты ее отыскал?
Эдгар криво усмехнулся:
– Поехал к чернокрылым и отыскал.
– Считай, на верную смерть. Не спрашиваю даже, почему.
– Ну, сработало же. Ничего, завтра к вечеру мы с ее светлостью будем уже в Стейнбурге, и она наконец окажется в безопасности, – Эдгар отхлебнул еще вина и понял, что у него просто слипаются глаза. Похоже, он опять себя переоценил, и теперь сказались сразу все последние дни, когда спать приходилось урывками по три-четыре часа.
– Эй, ты сейчас упадешь.
– Черт. Да. Ничего, завтра доберемся, там отосплюсь.
– Ложись-ка сейчас. Тут вас вряд ли найдут, постоялый двор в стороне от дороги. А если что – я на всякий случай не буду ложиться до утра. Всю ночь дрых, так что до утра меня вполне хватит.
– Ты второй раз за день меня выручаешь. Спасибо.
Эдгар поднялся, потянулся к кошельку, чтобы расплатиться, и снова почувствовал, что вот-вот провалится в сон прямо здесь. Кое-как собрав оставшиеся силы, он отсчитал деньги хозяйке, на заплетающихся ногах поднялся в свою комнату и, едва сняв сапоги, рухнул на кровать, не раздеваясь, и уснул еще до того, как коснулся щекой подушки.
Часы на городской башне пробили полдень, и Адриан замер на скамейке и затаил дыхание. Он верил, искренне верил, что Каталина все-таки придет – ведь она взяла письмо в театре! Не хотела бы – не стала бы брать. Но взяла. Значит, постарается прийти, если только ее не остановит мать.
Он не стал назначать встречу в кофейне или ресторане – в семье герцога Роберта до сих пор считали, что в таких местах молодая дама не должна появляться одна. А вот в лавку известной в городе модистки Каталина вполне могла прийти и одна, тем более – средь бела дня.
Часы отбили четверть первого, на улице сновали прохожие, но знакомого силуэта Адриан не видел. Он решил подождать еще немного – вдруг Каталине не сразу удалось выскользнуть из дома, и она задержалась? Возле лавки, как и вчера у подъезда театра, останавливались богатые экипажи, бурлила жизнь – приближался день городских скачек, и многие дамы спешили к модистке, чтобы покрасоваться на ипподроме в новых шляпках.
К половине первого Адриан потерял всякую надежду. К часу, не выдержав, поднялся со скамейки, на которой ждал Каталину, но не успел сделать и пары шагов, как заметил наконец вдали высокую стройную фигуру с копной рыжих волос. Он вытер ладони о штаны и со всех ног бросился навстречу, но, подбежав чуть ближе, замер: теперь Адриан разглядел, что это не Каталина, а Агнесса. Прятаться или делать вид, что ничего не произошло, было поздно: Агнесса прекрасно видела и то, как он ждал на скамейке, и то, как бросился вперед.