— Какое оно? Больше нашей Шумши?
— Сравнил! У него же второго берега совсем не видно. Все вода и вода. До самого неба.
— Берег все равно где-нибудь есть.
— Да, берег все равно где-то есть.
— А вода какая? Такая же, как у нас?
— Такая же в точности. Только соленая и холодная.
— Вот бы мне покупаться.
— Еще покупаешься. Мне на тридцать пять лет больше, чем тебе, а я в море первый раз купался.
— Ну, так то ты…
Они прошли мимо кинотеатра, постояли около афиши. Интересные фильмы обещали показать на следующей неделе, и они молча согласились эту неделю потерпеть.
— А ты в Москве в Мавзолей ходил?
— На этот раз нет. Я же был уже раз пять.
— А я все равно сходил бы. Каждый раз бы ходил.
— Не было времени, сын. А знаешь, сколько там бывает сейчас народу? Тысяч десять стоит, не меньше.
— Тысяч десять! А я думал — миллион.
Перед баней они остановились. Егор задумался. Славка не понимал, о чем можно сейчас думать? Оказывается, думать было о чем. Отец, как бы советуясь с ним и боясь, что Славка его не поддержит, спросил:
— А что если нам проявить, так сказать, творчество и изменить план? На кой черт баня? Душно. С потолка падают холодные капли, так тебе врежут по лопаткам, ого-го. Махнем в душ?
Славке это творчество понравилось: в душе дождик как из сита и за водой не надо бегать и вода все время чистая, глаза не ест. Правда, мама велела в баню. Ну, а разве отец меньше мамы? Ничуть! Он же может и сам все переиначить.
И они переиначили.
Немного посидели в очереди, отец сходил к кассе, опять посидели. Славка попросил у отца подержать билеты. Билеты держать, конечно, неинтересно, но Славка заподозрил отца в том, что он купил не два, а один билет. Действительно, билет был один. Славка повертел билет в недоумении, и отец понял все.
— Понимаешь, у тебя привилегия. Ты можешь мыться без билета, — сказал Егор. — Ну, если очень хочешь, я куплю. Только у нас на пиво не останется.
— Ладно, — согласился Славка, — пойдем по одному. Это даже лучше. Мы — будто один человек.
— Правильно. Я тоже так думаю.
Они о чем-то еще поговорили, кабина освободилась, и они вошли. Тут было мокро и парно. Из ситечка капала вода. Славка подставил ладонь, чтобы узнать, какая, и тотчас отдернул руку — вода была ужас какой горячей. Отец улыбнулся про себя — никакого косвенного опыта у парня. Человек все познает сызнова. Что горячо, что холодно, что правда, что ложь. Если бы люди не начинали жизнь каждый сначала, как быстро они бы развивались и на сколько меньше на свете было бы дураков.
Разделись. Оба были худые, длинноногие. Маленький — уменьшенная копия большого, большой — увеличенный маленький человечек. Отец настроил воду, подтолкнул сына:
— Давай!
Сын ступил на ребристую подставку, одумался:
— Пошли вместе.
— Ну, пошли.
Струи приятно секли спину. Славка прыгал от восторга, ловил воду ртом, прикрывал глаза ладошками, а то совсем-совсем их залило.
— Намылить тебе голову? — спросил отец.
— Я сам.
Они намыливались, лезли под струи. Славка визжал от удовольствия, Егор чувствовал, как легко-легко делалось на душе и приятно оттого, что они понимают друг друга, старший и младший Канунниковы. Забылось огорчение, когда жена выдворила его в баню, забылась ее настороженность и отчужденность, забылась ужасающая дорога. Как хорошо ему было со Славкой, он не помнил, когда еще было так хорошо и с кем. «Люблю его, чертенка, а он, конечно, чувствует это, — подумал Егор. — Дети все чувствуют, как собаки. Человеку надо накопить наблюдения, потом уж сделать умозаключение, что и как. А собака чувствует настроение хозяина по шагам, сразу. И дети вот тоже…»
Остановил себя: «До чего додумался!»
— Потереть тебе спину? — предложил он сыну.
— Только не забывайся, — сказал сын, — а то так начнешь драть, кожи не останется.
— Ладно, не забудусь. До чего ты худой, сын. Все позвонки сосчитать можно: раз, два, три, четыре…
— Щекотно! — закричал Славка.
— Ну вот, мужчина…
— Хватит. Давай теперь я. Наклоняйся.
Славка тер отцу спину и, конечно, тоже считал позвонки.
Славка продернул в ушко ножен шпагат и повесил кинжал через плечо. Кинжал ему нравился. Отец говорил о рисунке на ножнах, узорчатом флажке на длинном шпиле — это называлось флюгером, но Славку флюгер не интересовал. Славка расхаживал по комнате, и кинжал в желтых ножнах болтался на шпагате.
У Вари серые холодноватые глаза чуть потемнели и потеплели, когда она брала в руки ниточку янтаря. Спросила: