— Настоящий?
— Настоящий, — сказал Егор и вспомнил, как они с Ниной выбирали подарки в маленьком магазине, где женщина с белыми волосами, похожими на букли, рассказывала им о флюгерах. И тогда Нина спросила, любит ли он свою жену и он ответил, что да, конечно, любит.
Варя положила янтарную нитку на буфет. Она то и дело оглядываясь на нее, хотелось примерить, но стеснялась. Она выпила рюмку водки, бледность в лице прошла, щеки робко зарумянились. Что-то девчачье проступило в ней, давнишнее и милое.
— А с чем пойдет янтарь-то твой? — спросила она наконец, не вытерпев.
— Со всем, с чем хочешь, — сказал он, хотя не очень в этом разбирался. — С черным, белым, красным.
— Дорого, поди?
— Так, ерунда. Повезло. Подсказали. Сам бы не догадался.
И подумал: «Когда-то я ей что дарил? Не вспомню. Отвыкли, сами себя отучили»…
Она скрылась за заборкой и скоро вышла в черном платье, которое он почему-то не помнил. Ниточка янтаря и в самом деле очень шла с черным. И шея Вари не казалась сейчас слишком худой и длинной.
— Обнови завтра, — посоветовал он. — Пойдешь на работу…
— Ну, кто в этом ходит на работу? Тоже скажешь.
Она переоделась и снова стала буднично простой, румянец сошел со щек, и лицо сделалось усталым и отрешенным. Подсела к столу.
— Ты ешь, наголодался ведь… Когда все это у тебя кончится? — Вздохнула. Муж не любил разговоров о работе, и она ждала, что он остановит ее, но Егор промолчал. Это ее как бы подбодрило, и она заговорила:
— Неустроев-то, твой дружок, как вспорхнул. Заместитель главного технолога. А какие таланты за ним числятся? Был бы ты при заводе…
Егор удивился:
— Неустроев главный технолог?
— Да, главного перевели в совнархоз, в управление машиностроения. Вот Неустроев и выпрыгнул.
— Смотри-ка! Действительно…
Неустроев был заместителем начальника цеха индикаторов. Учились вместе в вечернем политехническом институте. — Роман, Егор и Неустроев. Егор и Роман окончили, защитили дипломы, Неустроев едва дотянул до третьего курса. В прошлом году Неустроева избрали в городской Совет. Кто-то посоветовал избрать депутатом беспартийного инженера, а на заводе ни одного беспартийного инженера, кроме Неустроева, не нашлось. Вот так все и получилось.
«Инженер? Какой он инженер», — подумалось Егору.
— Ну, Варь, раз назначили, значит, посчитали возможным. — Но подумал: «Жене-то зачем вру? Ведь глупость же, что Неустроева назначили. Другие есть, поумнее и пограмотнее. Да и меня на это место Роман уговаривал. А, ладно…»
Попросил:
— Налей, что ли, еще… После бани хорошо идет.
— Привык ты в поездках.
— Да не привык. Выпей и ты.
Варя налила ему, себе чуть-чуть плеснула. Егор выпил, положил в рот кусочек селедки. Селедка была жидкой, и он стал сосать ее, пока на языке не остались одни косточки.
— Что на заводе? — спросил он. — Приезжаешь, как чужой к чужим.
— Чужой и есть. Только берут от тебя…
— На заводе-то…
— А что на заводе? Все то же. Неделю стояли из-за серебрянки. Теперь будут гнать. Сам знаешь. Директор приходил уже, просил Пивоварова посмотреть, нельзя ли что вернуть из забракованного ОТК. Пивоваров меня вызвал. Мялся, мялся, а я будто не понимаю, в чем дело.
— Ну?
— Браку много было. Да и как ему не быть? Торопили: давайте план. Вот и гнали брак. А что делать?
Варя помолчала. Трудная у нее работа — мастер ОТК. Забракуешь — вроде в своего ближнего выстрелишь и в себя. План сорвется — ни премиальных, ни хорошего заработка. Пропустишь — в дальнего выстрелишь, но в своего же.
— Когда же все это кончится? Когда против совести не надо будет идти?
— Наладится. Вот станут совнархозы на ноги, наладится.
«Опять вру, опять приспосабливаюсь к удобному, — возразил Егор себе. — Ты же знаешь, что не наладится. Десятки лет нужны, чтобы улеглись новые связи. Все же к черту полетело, что было налажено, теперь вот попробуй. Живем без обратных связей. Слышим только «давай», а чтобы услышать «на», не услышим. С боем берем»…
— Не переживай за них, — сказала Варя, видя, как он помрачнел. — Там есть кому переживать. Поболее тебя куски получают.
Он встал из-за стола, подхватил сына. Славка был легкий, как пушинка.
— Пап, ты больше не поедешь?
— Не поеду, сын. — Егор сказал это легко, не думая, но как радостно вспыхнули глаза Вари после этих его слов. Если бы он видел…
— Тогда я буду тебя брать на реку, — сказал Славка. — А может, даже на рыбалку.
Отец засмеялся. Он давно не смеялся так весело, одобрительно, беззаботно. Ему нравилась в сыне эта вот рассудительность, самостоятельность мышления. Много времени проводит один, до всего привык додумываться сам, свое неизбежное «почему» обращает не к старшим, а к себе.