— Так ведь совнархоз нам не утвердил «алмазный вариант», — нехотя сказал директор. — Ты разве не знаешь? Неустроев должен был все это обговорить с тобой…
— Совнархоз тут не при чем, не спорь, я знаю. Неустроев был противником с самого начала, а теперь получил власть и запорол все. А ты послушался.
— Слушай, Егор, я еще раз тебя прошу: выбирай выражения. Что значит запорол? Просто нам не достать алмазных инструментов… Лучше синица в руках, чем журавль в небе…
— Ты не слыхал мудрость? Послушай!
— У меня голова колется на мелкие кусочки, — прервал его Роман. — Иди ты со своей мудростью.
— Это не моя мудрость. Может слыхал: коровы бойся спереди, лошади — сзади, а дурака со всех сторон…
— Нет, этого я не слыхал. — Директор помолчал. — Может, ты возьмешь свои слова обратно?
— Не возьму. Таким дуракам, как Неустроев, я не прощаю.
Директор на другом конце провода засмеялся:
— А я-то думал, ты обо мне.
— Считай как хочешь.
Егор положил трубку.
— Пап, — позвал Славка, — а почему коровы надо бояться спереди, а лошади — сзади?
— Корова бодается рогами, а лошадь лягается.
— А почему дурака со всех сторон?
— Эх, сын, мужчина ты эдакий, да никогда не знаешь, что выкинет дурак: то ли боднет, то ли лягнет, то ли в рожу плюнет.
— Тебя кто-то обидел? Дядя Роман?
— Да, немного обидел, сын…
Егор задумался, отошел к окну. Славка переживал его обиду болезненно, как свою, хотел отвлечь отца от его мыслей. Спросил, прикасаясь к его руке:
— Не думай, пап… не думай!
— Ну, как же не думать, сын? Голова нам дана для этого.
— О чем ты думаешь?
— Да вот о твоем ежонке. Как у него все здорово устроено: иголки не колют его тело, а защищают. Как рукоятка у ножа или ум у директора, чтобы самому не обрезаться.
— Понятно, — протянул Славка, хотя насчет директора он мог бы прямо признаться, что ничего не понял.
— А раз понятно, то спать. Давай, давай, а то вот мать придет и попадет нам обоим.
И подумал: «Нет ли тут чего-то такого, что они скрывают от меня, Роман и Варя? Да нет, что тут может быть… До чего дожил? Тьфу!»
Уснуть он долго не мог, думы, думы… Да еще проклятое ожидание стука жениных каблучков о деревянный тротуар во дворе.
Он все-таки дождался, когда пришла жена, возилась в прихожей, должно быть, выпроваживала ежонка, но Егор не встал: не хотел скандала в поздний ночной час.
Ночью Егора разбудил шум в прихожей, он поднялся и застал Варю с половой щеткой в руках.
— Об эту дрянь я исколола все руки. Как я буду завтра работать?
— Оставь его, — посоветовал Егор, — и чего ты к нему пристала? Мешает?
— Мешает. Из-за него расстроилась, всю ночь не усну.
— Проснется Славка…
— Выбрось, пока не проснулся.
— Оставь, говорю. Это же подарок. Если он тебе мешает, упроси Славку отнести в садик.
Варя опустила щетку.
— Ты всегда потакаешь ему…
Глаза Славки открылись и незряче уставились в потолок. В другое время они преспокойно закрылись бы и отцу пришлось бы его будить, легонько ворочая с боку на бок за плечи. Но сейчас глаза Славки не закрылись, отец видел, как они яснели, оживали, делались осмысленными. И вот они уже озабоченные. Славка вроде что-то вспоминал или разглядывал на потолке радужного зайчика и соображал, откуда он появился?.. Но вдруг приподнялся на локоть, сел.
— Пап, а где ежонок?
Егор — он уже давно не спал — повел ладонью по голой и теплой Славкиной спине, сказал успокаивающе:
— Спит где-нибудь в углу, упрятался от света. Они боятся спать, если не прикрыты.
— Почему?
— Ну, не хотят, чтобы застигли врасплох.
— У него же иголки, чего ему бояться. Вот если бы у меня выросли такие…
— Тогда я бы с тобой не спал. Очень мне интересно водиться с колючкой.
Егор снова провел по спине Славки ладонью, нечаянно радуясь тому, что она такая гладкая, теплая и на ней нет колючек. Странное это чувство радоваться тому, что у сына гладкая и теплая спина и что нет, пожалуй, на свете другого человека, такого близкого и нужного, как он. Егор только что тяжело думал о дне, начавшемся с рассветом, и день этот не обещал быть ни легким своей определенностью, ни трудным своим упорным движением к цели, ни радостным своим победным завершением его. Егор как бы уже спрограммировал время. И он вовсе не подумал о том, что день этот может начаться с ежика, с теплой и гладкой спины сына.
— Ладно, — пообещал Славка, — я скажу, чтобы у меня колючки не росли… — И он стал переползать через отца, чтобы спрыгнуть на пол.