Прощаясь, Егор не удержался, спросил, что ж все-таки произошло в цехе в ту ночь? Зачем было ему скрывать, что его роль в рождении стали мизерная, а может, ее и нет вовсе? И он, смеясь над собой, рассказал о последней бутылке спирта, об одесских бычках и охочем на выпивку Чистопольце. Хозяин чуть повеселел лицом, но не рассмеялся даже, а лишь притаил в глазах вдруг родившуюся усмешку, пожал плечами, сказал:
— Что вы, все шло нормально! Только вам, привыкшему к точному производству, наше показалось не столь точным и привлекательным. Да и старик излишне шебутной, — закончил Рубанов.
А Егор подумал о том, что он: просто влез в чужое дело…
34
Самолет прилетел в Быково в полдень.
Егор добрался до Москвы, сел в метро и вышел на площади Дзержинского, хотя до главного почтамта ближе всего от другой станции.
Он шел по улице Кирова, которую любил и которая о многом напоминала. Вот двухэтажный за стеклом магазин. Еще недавно здесь он покупал распашонки для Славки, магазин назывался «Детский мир» и все в нем можно было купить. Новый «Детский мир» он не любил из-за толчеи; Здесь, в тогдашнем «Детском мире», толчеи никогда не было.
Теперь и подавно ее нет: тут торговали книгами, и магазин назывался «Книжный мир».
«Что ж, — подумал Егор, — книги и дети чем-то сродни друг другу. А чем? Тем, что продолжают жизнь поколений».
Потом он проходил мимо магазина фарфора и немножко постоял, прежде чем перейти переулок. Когда Егор отвлекся от улицы, посмотрел на витрину и вспомнил, что как-то покупал здесь чашку. На ней старомодной вязью сделали надпись, и он подарил чашку Ирине, когда ей исполнилось десять лет.
«А может, и одиннадцать, кто его знает». Чашку он давно не видел, должно быть разбили. Или Иринка хранит ее как редкую память?
При воспоминании о дочери ему старо нехорошо: чувство обманутости, которое в последние дни вроде бы позабыло дорогу в его сердце, вдруг сделало его несчастным — он ведь не помог дочери и теперь не знает, когда поможет и чем.
«Ирина, должно быть, уже вернулась из лагеря и не застала меня дома, — подумал он. — Все продолжается, как и было. А как иначе?»
Он прошел мимо закутка, где продавали ружья и рыболовные снасти. Магазин назывался «Охота». Да, ему всю жизнь хотелось купить ружье. Он непременно захаживал в этот закуток, чтобы поглядеть на ружья и хотя бы вот так утолить свою давнюю мечту. Но сейчас он не зашел, а только взглянул на витрину, которую наискосок перечеркивала одноствольная тулка («Тоже ружье. А что?»), а внизу, на подоконнике, стоял котелок на задымленной треноге и рядом чучело лисы с обшарпанным мехом: в зубах зверя такое же обшарпанное чучело чирка.
На углу открыли ресторан. Названия у него еще не значилось. Но Егор видел однажды, как ночью из него ловко выставляли пьяных. Уже традиция!
А вот и магазин рубашек. Когда-то он здесь купил ковбойку. Хороший магазин, тоже без толкучки. В маленьких магазинах толкучки не бывает. Тут еще могут сложиться интимные отношения между продавцом и покупателем. («Интимные… Чего захотел. Хотя бы просто человеческие»). А в больших — нет. Большие магазины — это уже поток, индустрия. Покупатель и продавец исчезают. Только товар и деньги.
Он посмотрел на другую сторону улицы. Там тоже было много таких мест, которые он любил. Ну, хотя бы магазины инструментов, электроприборов. Инструменты хотелось подержать в руках. А светильники… Он мечтал купить красивую люстру и привезти ее домой. Но когда были люстры, не было денег. В других случаях не было люстр.
«Зайду на обратном пути», — подумал он. И все-таки он не удержался и перешел улицу, когда увидел здание, раскрашенное наподобие балки китайского чая. У здания был особенный рисунок окон, крыши, черепичные красные карнизы и непривычные пропорции, и оно все-таки было тут своим, на этой улице, где каждое здание не походило на соседа и тем не менее уживалось с ним. Он вошел. В магазине крепко пахло только что смолотым кофе. Раскраска стен, потолка, особенность люстр, блеск фольги на полках — все казалось излишне ярким.
Егор, ничего не купив, вышел. Надо бы еще заглянуть в Бобров переулок, но он уже торопился на почтамт. Когда документы и деньги в кармане и есть шансы на гостиницу, человек чувствует себя в Москве как дома. А там, на почтамте, в окошечке до востребования под буквой «к» все это должно ожидать его. Все, кроме гостиницы. А может, и гостиница. Все зависит от того, какие пришлют документы.
Бобров переулок он любил. В часы ожидания междугородного телефона он, бывало, тут любовался зданиями, рисунком стен, отделкой балконов, черной железной башенкой на одном из домов, такой красивой, что никак не удержишься, чтобы не назвать ажурной. Хотя это слово истрепали и оно уже почти ничего не выражает.